Читать «Сказания о Титанах» онлайн - страница 139

И умолк последний киклоп, что-то продумывая. А затем добавил:

-- Теперь я люблю знать для себя и измерять про себя глубину знания. Радостно мне видеть эту глубину и ее сияние. И чем глубже эта глубина, тем сильнее в ней сияние.

Но как завеса тучи, прикрывшая солнце, грустен был голос дважды ослепленного Тиресия:

-- Телем, позади сияния -- ночь. Я, слепой, познал, как глубока эта ночь и как она беспросветна. Твое сияние -- не больше чем искра или мерцание звездного дождя. Только луч, только свет и огонь есть истина. Погаснет луч -- и исчезает истина, тогда наступает мрак. Трудно жить, когда истина погасла.

Но покачал головой Феникс. Сказал:

-- Я тоже был слеп. И мрак -- истина.

Говорили гости, но никто из них не мог согласиться с другим: ни Телем с Тиресием, ни Феникс с Гераклом. И никто не мог их примирить, потому что Хирон молчал.

И тут все почувствовали, чего лишится земля, если не будет на земле Хирона. И с тревогой посмотрели на него.

И вот оглядел всех доселе молчавший Пелей и неожиданно сказал:

-- Как много здесь слепых! Слеп Силен от вина. Слеп и Феникс -- у него чужие глаза. Слеп Тиресий -- он вовсе без глаз. А у Телема только один глаз, и он больше светит, чем видит. Только я и Геракл еще по-простому зрячи. И, как зрячий, скажу вам: знание -- это власть и хитрость. Не одолел бы я Фетиды-оборотня, если бы не знал, что наводит она на мои глаза морок, оборачиваясь в моих руках то в зверя, то в куст, то в огонь... Хитрила она, но не выпускал я ее из рук. Властно держал, зная, что обманчивы все ее образы. И дал мне это знание Хирон. Знание служит, потому что оно повелевает. Потому-то оно и есть сила, что оно повелевает.

И тут, что-то припомнив из своих былых прорицаний, тихо, словно про себя, сказал Тиресий:

-- Да, я теперь слеп. А твоя слепота, Пелей, еще впереди. Захиреешь ты от этого знания.

Давно знал Тиресий, что за брак с бессмертной нереидой постигнет полубога Пелея кара: преждевременная старость и хворь.

Но никто тогда не понял его вещих слов. Каждый сидел и обдумывал слова зрячего Пелея, пока суровый голос Геракла не нарушил молчания:

-- Я видел зверя, который был богом: так был он силен. Может быть, он и был вашей Истиной?

И тут впервые за все время ночной беседы прозвучал голос Хирона:

-- Зверь не может быть богом -- он зверь. И тотчас все глаза устремились к страдающему титану, но он не пояснял своих слов. Огромными пылающими глазами смотрел Хирон на своих гостей, и все поняли, что он сейчас скажет то, что долго от них таил. У всех гулко забилось сердце, и длительный миг казалось, будто по пещере мечется, натыкаясь на стены, слепое Время и не знает, где из нее выход. Сказал Хирон:

-- Отдаю я мое бессмертие. Не могу я, титан, быть только зверем.

Хотя его слова были простые и обычные в кругу его гостей, среди которых сидели бессмертные киклоп Телем и Силен, но их смысл был необычен. Еще никто никогда в тысячелетиях и веках не отдавал своего бессмертия обратно жизни и не превращал себя добровольно в смертного.