Читать «Печальные тропики» онлайн - страница 166

В отчетах Комиссии Рондона отмечается, что в период ее первых контактов с индейцами тех так раздражало присутствие курильщиков, что они вырывали у них сигары и сигареты. Однако в отличие от паринтинтин у тупи-кавахиб есть для табака свой термин: они его называют тем же словом, что и мы, — «табак». Этот термин имеет, очевидно, карибское происхождение, восходя к старым наречиям аборигенов Антильских островов. Переходное звено найдено среди языков жителей реки Гуапоре, в которых встречается тот же термин либо потому, что они заимствовали его из испанского языка, либо в связи с тем, что культуры Гуапоре представляют собой наиболее выдвинутый на юго-запад авангард древней антильско-гвианской цивилизации (как на это указывают многие признаки), которая также оставила свои следы в низовьях реки Шингу

Следует добавить, что намбиквара — закоренелые курильщики, а другие соседи тупи-кавахиб — кепкириват и мунде — нюхают такого-то грызуна, веретена, несколько луков длиной примерно в 1,7 метра. Стрелы были различных типов: с бамбуковым копьевидным наконечником — для охоты, или с наконечником в форме зубьев пилы — для войны, либо с несколькими остриями — для рыбной ловли. Увидел я и несколько музыкальных инструментов: флейты Пана с тринадцатью трубками и флажолеты с четырьмя отверстиями.

С наступлением темноты вождь весьма торжественно принес нам кауи и рагу из гигантской фасоли и горького перца, которое жгло рот. Это блюдо показалось нам необычайно вкусным после шести месяцев пребывания среди намбиквара, которым неведомы соль и перец. Из-за своего нежного нёба они даже остужают кушанья перед едой, заливая их водой. В небольшом калебасе хранилась местная соль — бурая вода, такая горькая, что смахивала на какой-то яд. Поэтому вождь, довольствовавшийся тем, что смотрел, как мы едим, даже глотнул ее, чтобы успокоить нас. Эта приправа приготовляется из золы дерева тоари-бранко.

Достоинство, с которым нам предложили скромный ужин, напомнило мне, что вожди тупи в прежние времена «держали открытый стол», как писал один из путешественников.

Еще более меня удивила такая деталь: после ночи, проведенной под одним из навесов, я обнаружил, что мой кожаный пояс прогрызли сверчки. Я никогда не страдал от этих насекомых, остававшихся для меня совершенно незаметными во время путешествий среди индейцев каинганг, кадиувеу, бороро, пареси, намбиквара, мунде. И именно среди тупи судьба предназначила мне пережить злоключение, которое постигло Ива де Эврё и Жана де Лери за четыреста лет до меня.

Вот как они описывают этих насекомых: «Они не больше наших сверчков, тех, которые по ночам тянутся к огню. Если они что-нибудь находят, то не преминут это сгрызть. Например, они набрасываются на сафьяновые воротники, и те, кому они принадлежат, находят их утром совершенно белыми и выскобленными». Поскольку сверчки (в отличие от термитов и других насекомых-разрушителей) довольствуются тем, что уничтожают лишь верхнюю пленку кожи, то я нашел свой пояс «совершенно белым и выскобленным». Он стал вещественным доказательством удивительного «симбиоза», существующего не одну сотню лет между этими насекомыми и человеком.