Читать «Илиада» онлайн - страница 16

После того, как отряды с вождями построились к бою, С шумом и криком вперед устремились троянцы, как птицы: С криком таким журавли пролетают под небом высоким, Прочь убегая от грозной зимы и дождей бесконечных; С криком несутся они к океановым быстрым теченьям, Смерть и погибель готовя мужам низкорослым пигмеям; В утренних сумерках злую войну они с ними заводят. В полном безмолвии, силой дыша, приближались ахейцы, С твердой готовностью в сердце оказывать помощь друг другу. Так же, как Нот на горе по вершинам туман разливает, Для пастухов не желанный, но вору приятнее ночи; Видеть в нем можно не дальше, чем падает брошенный камень; Так под ногами идущих густейшая пыль поднималась, Вихрю подобная. Быстро они проходили равнину. После того, как, идя друг на друга, сошлись они близко, Вышел вперед из троянских рядов Александр боговидный С шкурой пантеры и луком кривым на плечах и с висящим Острым мечом. Колебал он в руке два копья, завершенных Медными жалами, всех вызывая храбрейших ахейцев Выступить против него и померяться в схватке ужасной. Только увидеть успел Менелай многохрабрый Париса Шагом широким вперед из толпы выступающим гордо, Радостью вспыхнул, как вспыхнул бы лев перед крупной добычей, Вдруг повстречавшись с рогатым оленем иль дикой козою; Жадный от голода, он пожирает добычу, хоть всюду Сам окружен молодыми ловцами и быстрыми псами. Радостью вспыхнул такой Менелай, увидавши глазами Сына Приама царя. К обольстителю местью пылая, Быстро Атрид с колесницы с оружием спрыгнул на землю. Только увидел его перед строем Парис боговидный, Милое сердце в груди у него задрожало от страха. Быстро к товарищам он отступил, убегая от смерти, Как человек, увидавший дракона в ущелий горном, Быстро назад отступает и членами всеми трепещет И устремляется прочь с побледневшими страшно щеками; Так погрузился обратно в толпу горделивых троянцев, В ужас придя перед сыном Атрея, Парис боговидный. Гектор, увидев, корить его стал оскорбительной речью: «Горе-Парис, лишь по виду храбрец, женолюб, обольститель! Лучше бы ты не рождался совсем иль безбрачным погибнул! Это и я бы хотел, и тебе это было бы лучше, Чем поношеньем таким и позорищем быть перед всеми! Длинноволосых ахейцев ты слышишь язвительный хохот? Видя твой, образ красивый, они полагали, что храбрый Ты первоборец, а ты — без отваги в душе и без силы! И вот такой-то, посмел ты однако в судах мореходных, Море с толпой переплывши товарищей верных, в чужое Племя проникнуть и в жены красавицу стран отдаленных Дерзко с собой увезти, — невестку мужей копьеборных, В горе отцу твоему, государству всему и народу, В радость большую врагам, а себе самому в поношенье! Что ж не остался ты ждать Менелая, любимца Ареса? Знал бы, какого ты мужа владеешь цветущей супругой! Не помогли бы кифара тебе и дары Афродиты, Пышные кудри и вид твой, когда бы ты с пылью смешался! Больно уж робки троянцы. Иначе б давно уже был ты Каменным платьем одет за несчастья, какие принес ты». Гектору быстро в ответ возразил Александр боговидный: «Гектор, меня ты бранишь не напрасно, за дело бранишь ты. Сердце твое, как топор, всегда некрушимо и крепко. Бьет по бревну он, размах усиляя руки у того, кто Для корабля то бревно с великим искусством готовит. Так же и сердце в груди у тебя неуклонно и твердо. Но не порочь мне прелестных даров золотой Афродиты. Нет меж божественных славных даров не достойных почтенья: Сами их боги дают; по желанью никто не получит. Ну, а теперь, если хочешь, чтоб я воевал и сражался, Пусть все усядутся наземь, — и Трои сыны и ахейцы; Я ж в середине сойдусь с Менелаем, любимцем Ареса, В бой за Елену вступлю и за взятые с нею богатства. Кто из двоих победит и окажется в битве сильнейшим, Женщину пусть уведет за собою с богатствами всеми. Вы же, взаимную дружбу священною клятвой заверив, В Трое живите; они же в конями гордящийся Аргос Пусть уплывают и в славную жен красотою Ахайю». Так он сказал. С восхищеньем слова его выслушал Гектор. Вышедши быстро вперед и копье ухватив в середине, Строй удержал он троянцев. Они, успокоившись, стали. Вмиг натянули ахейцы свои искривленные луки Против него, полетели каменья и острые копья. Громко вскричал на ахейцев владыка мужей Агамемнон: «Стойте, аргивяне, стойте! Стрельбу прекратите, ахейцы! Слово какое-то хочет сказать шлемоблещущий Гектор». Так он сказал. И немедленно бой прекратили ахейцы. И замолчали. И Гектор сказал, между ратями стоя: «Слушайте, Трои сыны и ахейцы в красивых поножах, Что говорит Александр, возбудивший вражду между нами: Он предлагает троянцам и всем меднолатным ахейцам На многоплодную землю сложить боевые доспехи; Сам же один на один с Менелаем, любимцем Ареса, Вступит он в бой за Елену и взятые с нею богатства. Кто из двоих победит и окажется в битве сильнейшим, Женщину пусть уведет за собою с богатствами всеми. Мы же взаимную дружбу священною клятвой заверим». Так говорил он. Кругом все затихли и молча стояли. Громкоголосый тогда Менелай обратился к ним с речью: «Слушайте также меня. Жесточайшая горесть пронзает Сердце мое; помышляю давно я: пора примириться Трои сынам и ахейцам. Довольно вы бед претерпели За преступленье Париса, за распрю, возженную мною. Кто между нами двумя обречен на погибель судьбою, Пусть и погибнет. А вы, остальные, миритесь скорее. В город пошлите за белым барашком и черной овечкой Солнцу принесть и земле; мы другого для Зевса доставим. Также и силу Приама сюда приведите, чтоб клятвы Сам он заверил (его сыновья вероломны и наглы), Чтобы никто дерзновенно кронидовых клятв не нарушил. Носятся вечно по ветру людей молодых помышленья; Если ж участвует старец, то смотрит вперед и назад он, Чтоб для обеих сторон наилучше решилося дело». Так говорил он. И радость объяла троян и ахейцев, Вера явилась, что близко злосчастной войне окончанье. Коней поставили в ряд, со своих колесниц соскочили, Сняли доспехи и все их сложили на землю от вражьих Близко рядов: разделяла их узкая поля полоска. Гектор немедленно двух посланцев к Илиону отправил Пару ягнят принести и Приама призвать на равнину. Также и царь Агамемнон Талфибию дал приказанье К вогнутым быстро итти кораблям и ягненка доставить. И непослушен он не был владыке народов Атриду. С вестью меж тем к белорукой Елене явилась Ирида, Образ принявши золовки, жены Антенорова сына, Знатного Геликаона; женой он имел Лаодику, Между Приамовых всех дочерей наилучшую видом. В доме застала Елену; огромную ткань она ткала, — Плащ тёмнокрасный двойной, и на нем выводила сраженья Меж конеборных троянцев и меднохитонных ахейцев, Где от Аресовых рук за Елену они пострадали. Вставши вблизи, быстроногая так ей сказала Ирида: «Выйди, жена молодая, взгляни-ка на чудо, какое Между троян совершилось и меднохитонных ахейцев! Вел так недавно их друг против друга Apec многослезный, Жаждали в битвах жестоких сходиться они на равнине. Нынче безмолвно стоят. Прекратилась война. Оперлися Воины все на щиты. И копья их воткнуты в землю. А Приамид Александр с Менелаем, любимцем Ареса, С длинными копьями в бой за тебя окончательный вступят. Кто из двоих победит, назовет тебя милой супругой». Так говорила и дух ей наполнила сладким желаньем Первого мужа увидеть, родителей милых и город. Тонкою белою тканью покрылась она и поспешно, Нежные слезы роняя, из комнаты вон устремилась. Шла не одна она; следом за ней две служанки спешили, Эфра, Питфеева дочь, с волоокой Клименой. Достигли Вскорости все они места, где Скейские были ворота. Там над воротами, в башне, с Приамом, Панфоем, Фиметом, С Лампом и Клитием и Гикетаоном, ветвью Ареса, Укалегон с Антенором сидели, разумные оба. Все — многочтимые старцы из лучших старейшин народа. Старость мешала в войне принимать им участье; но были Красноречивы они и подобны цикадам, что, сидя В ветках деревьев, приятнейшим голосом лес оглашают. Вот каковые троянцев вожди восседали на башне. Только увидели старцы идущую к башне Елену, Начали между собою крылатою речью шептаться: «Нет, невозможно никак осуждать ни троян, ни ахейцев, Что за такую жену без конца они беды выносят! Страшно похожа лицом на богинь она вечноживущих. Но, какова б ни была, уплывала б домой поскорее, Не оставалась бы с нами, — и нам на погибель, и детям!» Так говорили. Приам подозвал к себе громко Елену: «Милая дочь, подойди-ка поближе и сядь предо мною! Первого мужа увидишь, родных и друзей твоих близких. Ты предо мной невиновна; одни только боги виновны; Боги с войной на меня многослезной подняли ахейцев. Сядь же сюда, назови мне огромного этого мужа, — Что это там за ахеец, высокий такой и могучий? Выше его головой меж ахейцами есть и другие, Но никогда не видал я такого красивого мужа, С видом почтенным таким. На царя он осанкой походит». И отвечала Приаму Елена, богиня средь женщин: «Свекор мой милый, внушаешь ты мне и почтенье, и ужас. Лучше бы горькую смерть предпочла я в то время, как в Трою С сыном твоим отправлялась, покинувши брачную спальню, Малую дочку, и близких родных, и пленительных сверстниц. Но не случилося так, и о том исхожу я слезами. Это ж тебе я скажу, что спросил и узнать пожелал ты: Там пред тобою пространнодержавный Атрид Агамемнон, — И копьеборец могучий, и доблестный царь вместе с этим. Деверь он был мне, собаке! Да, был он мне деверь когда-то!» Так говорила. И старец, дивясь на Атрида, воскликнул: «О, Агамемнон блаженный, судьбой отличенный с рожденья! Сколько ахейских сынов под твоим я тут вижу началом! Некогда быть мне пришлось во Фригии, богатой лозами, Видел я там превеликую рать быстроконных фригийцев, Видел народы Отрея и равного богу Мигдона. У берегов сангарийских тогда они станом стояли. Был я союзником их и средь воинства их находился В день, как отбили они амазонок, мужчинам подобных. Столько их не было там, сколько здесь быстроглазых ахейцев». Дальше, вторым увидав Одиссея, спросил ее старец: «Ну-ка скажи и об этом, дитя мое милое, кто он? Хоть головой он пониже, чем славный Атрид Агамемнон, Но поглядеть — так пошире его и плечами, и грудью. На многоплодную землю доспех боевой его сложен, Сам же обходит ряды он ахейцев, подобно барану; Схожим он кажется мне с густошерстым бараном, который Через обширное стадо овец белорунных проходит». И отвечала Приаму Елена, рожденная Зевсом: «Муж тот, о ком ты спросил, — Лаэртид Одиссей многоумный. Он в каменистой стране, на Итаке на острове вырос, В хитростях всяких искусный, во всяких решениях мудрый». К ней Антенор обратился разумный с такими словами: «Очень все правильно, женщина, то, что сейчас ты сказала: Некогда ради тебя посланцами сюда приезжали В Трою герой Одиссей с Менелаем, любимцем Ареса. Я их тогда, как гостей, принимал у себя, угощал их. Смог в это время узнать я и свойства обоих, и разум. Вместе когда на собраньях троянцев они появлялись, Если стояли, то плеч шириной Менелай выдавался, Если ж сидели, казался видней Одиссей многоумный. В час же, когда перед всеми слова они ткали и мысли, — Быстро Атрид Менелай говорил свою речь пред собраньем, Очень отчетливо, но коротко: многословен он не был, Нужное слово умел находить, хоть и был помоложе. Если ж стремительно с места вставал Одиссей многоумный, — Тихо стоял и, потупясь, глядел себе под ноги молча; Скипетром взад и вперед свободно не двигал, но крепко, Как человек непривычный, держал его, стиснув рукою. Ты бы сказал, что брюзга пред тобою, к тому же неумный. Но лишь звучать начинал из груди его голос могучий, Речи, как снежная вьюга, из уст у него устремлялись. С ним состязаться не мог бы тогда ни единый из смертных, И уже прежнему виду его мы теперь не дивились». Третьим увидев Аякса, выспрашивал старец Елену: «Кто еще этот ахеец, высокий такой и могучий? Он головой и плечами широкими всех превышает». Длинноодеждная так отвечала Приаму Елена: «Это Аякс великан — оплот и защита ахейцев. Там, на другой стороне, словно бог, выдается меж критян Идоменей; вкруг него и другие вожди их толпятся. Частым он гостем бывал Менелая, любимца Ареса, В доме у нас, приезжая с далекого острова Крита. Вижу я там же и всех остальных быстроглазых ахейцев, Всех я узнала б легко и по имени всех назвала бы. Двух лишь найти не могу я строителей ратей: не видны Кастор, коней укротитель, с кулачным бойцом Полидевком, Братья родные мои, мне рожденные матерью общей. Либо из Спарты прелестной с другими они не приплыли, Либо, сюда и приплывши на быстрых судах мореходных, В битву мужей не желают мешаться, бояся душою Срама и многих упреков, какие мне пали на долю». Так говорила. Но взяты уж были землей животворной В Лакедемоне далеком они, в дорогой их отчизне. А посланцы уж несли через город для клятвенной жертвы Пару ягнят и вино, веселящее дух человека, Полем взращенное, в козьих мехах. Идей же глашатай С кубками шел золотыми и с ярко блестящим кратером. Став перед старцем Приамом, его побуждал он словами: «Встань, Лаомедонтиад, зовут тебя лучшие люди Средь конеборных троянцев и меднодоспешных ахейцев Вниз на равнину сойти, чтоб священные клятвы заверить. Ибо твой сын Александр с Менелаем, любимцем Ареса, С длинными копьями вступят за женщину в бой беспощадный. Кто из двоих победит, тот получит ее и богатства. Мы же, взаимную дружбу священною клятвой заверив, В Трое останемся жить. В конями гордящийся Аргос Те уплывут и в Ахайю, славную жен красотою». Так он сказал. Содрогнулся Приам и товарищам тотчас Коней велел запрягать. Проворно приказ был исполнен. Старец взошел и за вожжи взялся, натянувши их сзади; Возле него Антенор на прекрасную встал колесницу. Быстрых коней через Скеи они на равнину погнали; Прибыли к месту, где рати стояли троян и ахейцев, На многоплодную землю сошли с колесницы блестящей И посредине пошли между строем троян и ахейцев. Тотчас тогда поднялися владыка мужей Агамемнон И Одиссей многоумный. Барашков для клятвенной жертвы Славные вестники к ним подвели и вина намешали В ярко блестящий кратер, и водою им полили руки. Вытащил после того Агамемнон свой ножик, который Подле меча на огромных ножнах он носил постоянно, Волосы срезал с голов у ягнят; и глашатаи оба Роздали волосы лучшим мужам из троян и ахейцев. Руки воздевши, усердно молился богам Агамемнон: «Зевс, наш родитель, на Иде царящий, преславный, великий! Солнце, — о ты, что по целой вселенной все видишь и слышишь, Реки, Земля и подземные боги, которые страшно Людям почившим отмщают, коварно нарушившим клятву! Будьте свидетели нам, охраняйте священные клятвы! Если убьет Александр в поединке царя Менелая, Пусть у себя он удержит Елену с богатствами всеми, Мы же обратно домой уплывем на судах мореходных. Если ж в бою Александра убьет Менелай русокудрый, Пусть возвратят нам троянцы Елену с богатствами всеми, Пусть аргивянам и пеню заплатят, какую прилично, Так, чтобы память о ней и у дальних потомков осталась. Если ж падет Александр, а Приам и Приамовы дети Не захотят по условью мне выплатить должную пеню, Буду за эту я пеню упорно сражаться и дальше, Здесь оставаясь, пока окончанья войны не достигну». Молвил и горла ягнят перерезал губительной медью; В судорогах бьющихся он положил их тотчас же на землю, Дух испускающих: силу они потеряли от меди. После, вина зачерпнув из кратера в блестящие чаши, Начали все совершать возлиянья богам и молиться. Так не один говорил и в ахейских рядах, и в троянских: «Зевс многославный, великий, и все вы, бессмертные боги! Первых, которые, клятвы нарушив, проявят враждебность, — Пусть их мозги, как вот это вино, по земле разольются, Их и детей их; а жен пусть другие взведут на постели!» Так говорили. Однако молитв их Кронид не исполнил. К ним обратился владыка Приам Дарданид со словами: «Слушайте, Трои сыны и ахейцы в красивых поножах! Снова теперь я в открытый ветрам Илион удаляюсь. Сил у меня недостанет глазами смотреть, как сражаться Будет мой сын дорогой с Менелаем, любимцем Ареса. Знает один только Зевс и другие бессмертные боги, Смертный конец в поединке кому из двоих предназначен». Муж богоравный ягнят положил в колесницу, поднялся Сам на нее и за вожжи взялся, натянувши их сзади. Возле него Антенор на прекрасную встал колесницу. Оба в родимый они Илион возвратились обратно. Гектор меж тем Приамид с Одиссеем божественным место Для поединка сначала отмерили, после же, бросив Жребии в шлем медяной, сотрясали их, чтобы решилось, Кто из противников первый копье свое медное бросит. Оба ж народа молились бессмертным и руки вздевали. Так не один говорил и в ахейских рядах, и в троянских: «Зевс, наш родитель, на Иде царящий, преславный, великий! Кто из обоих во всем, что меж нами случилось, виновен, Сделай, чтоб, насмерть сраженный, в жилище Аида сошел он, Мы ж меж собой утвердили б священные клятвы и дружбу!» Так говорили. Потряс шлемоблещущий Гектор великий Жребии, глядя назад. И выскочил жребий Париса. Все после этого сели рядами, где каждый оставил Быстрых своих лошадей и доспехи свои боевые. Богоподобный Парис же, супруг пышнокудрой Елены, Стал между тем облекать себе плечи доспехом прекрасным. Прежде всего по блестящей поноже на каждую голень Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой; Следом за этим и грудь защитил себе панцырем крепким Брата Ликаона, точно ему приходившимся впору. Сверху на плечи набросил сначала свой меч среброгвоздный С медным клинком, а потом и огромнейший щит некрушимый; Мощную голову шлемом покрыл, сработанным прочно, С гривою конскою; страшно над шлемом она волновалась. Крепкое взял и копье, по руке его тщательно выбрав. Так же совсем и герой Менелай снаряжался на битву. После того как в толпе средь своих они к бою оделись, На середину меж ратей враждебных противники вышли, Взглядами грозно сверкая. Охватывал ужас смотрящих Конников храбрых троян и красивопоножных ахейцев. Близко друг к другу они подошли на измеренном поле, Копья в руках сотрясая и злобясь один на другого. Первым Парис боговидный послал длиннотенную пику В щит, во все стороны равный, ударивши ею Атрида; Но не смогла она меди прорвать, и согнулося жало В твердом щите Менелая. Вторым Менелай русокудрый Медную пику занес и взмолился к родителю Зевсу: Дай отомстить человеку, кто первый худое мне сделал, Дай, о владыка, чтоб мною сражен был Парис боговидный, Чтоб ужасался и каждый из позже родившихся смертных Гостеприимному злом воздавать за радушье и дружбу!» Так он сказал и, взмахнувши, послал длиннотенную пику, В щит, во все стороны равный, ударивши ею Париса; Щит светозарный насквозь пробежала могучая пика, Быстро пронзила искусно сработанный панцырь блестящий И против самого паха хитон у Париса рассекла. Тот увернулся и этим избегнул погибели черной. Сын же Атрея, извлекши стремительно меч среброгвоздный, Грянул с размаху по гребню на шлеме: но меч, от удара В три иль четыре распавшись куска, из руки его выпал. И возопил Менелай, на широкое небо взглянувши: «Нет никого средь бессмертных зловредней тебя, о Кронион! Я уже думал отмстить Александру за низость, — и что же? Меч у меня разломался в руках на куски, и без пользы Пика моя излетела из рук. И его не убил я!» Ринулся он на Париса, за шлем ухватил коневласый И потащил, повернувшись, к красивопоножным ахейцам. Стиснул узорный ремень Александрову нежную шею, Под подбородком его проходивший от шлема, как подвязь. И дотащил бы его Менелай, и покрылся бы славой, Если б остро не следила за всем Афродита богиня: Подвязь из кожи быка, убитого силой, порвала, Шлем лишь один очутился в могучей руке Менелая. В воздухе шлем Менелай закружил и швырнул его быстро К пышнопоножным ахейцам; и шлем тот друзья подобрали. Бросился вновь он вперед, поразить Александра желая Медным копьем. Но нежданно его унесла Афродита, Очень легко, как богиня, сокрывши под облаком темным. В сводчатой спальне душистой его усадила, сама же Быстро пошла, чтоб Елену позвать, и нашла ее вскоре В башне высокой; вокруг же троянки толпою сидели. Дернула тихо богиня ее за нектарное платье, Древнерожденной старухе обличьем своим уподобясь, Пряхе, которая в дни, как жила еще в Спарте Елена, Шерсть ей пряла превосходно и очень Елену любила. Ей уподобившись, так Афродита богиня сказала: «В дом возвратись поскорее, тебя Александр призывает. Он уже в спальне сидит на кровати точеной, сияя И красотой, и одеждой; и ты никогда б не сказала, Что из сраженья он с мужем пришел, но что хочет итти он На хороводы иль сел отдохнуть, с хороводов пришедши». Так ей сказала и душу Елены в груди взволновала. Лишь увидала Елена прекрасную шею богини, Прелести полную грудь и блистание глаз ее ярких, — В ужас пришла; обратилась к богине и так ей сказала: «О, для чего обольстить меня снова, жестокая, хочешь? Может быть, дальше меня, в многолюдный какой-нибудь город Фригии или прелестной Меонии хочешь увлечь ты? Может, и там средь людей, предназначенных к смерти, нашелся Милый тебе? Побежден Александр боговидный Атридом; Хочет со мною, мерзавкой, домой Менелай возвратиться. Вот из-за этого ты и явилася с кознями в мыслях. Шла бы к Парису сама! От путей отрекися бессмертных, Больше ногой никогда не касайся вершин олимпийских, Оберегай его вечно, терпи от него, и в награду Будешь женою ему или даже наложницей только! Я же к нему не пойду. И позорно совместное ложе Мне для спанья оправлять. Надо мной все троянские жены Будут смеяться. Довольно и так мне для сердца страданий». Вспыхнувши гневом, ответила ей Афродита богиня: «Дерзкая, смолкни! Меня не серди или я тебя брошу, Возненавижу с такою же силой, как прежде любила; Лютую злобу к тебе разожгу и у тех, и у этих, В ратях троян и данайцев, и злою ты смертью погибнешь!» Так ей сказала. Елена, Зевсова дочь, испугалась И, серебристо-блестящим одевшись покровом, в молчаньи, Скрытно от женщин троянских, пошла; божество перед нею. Вскоре пришли они обе к прекрасному дому Париса. Быстро опять за работу взялися служанки. Она же В спальню высокую молча вступила — богиня средь женщин. Стул тут взяла Афродита улыбколюбивая в руки, Перенесла и, — богиня! — поставила близ Александра. Дочь Эгиоха-Зевеса Елена на стул тот уселась И, отвративши глаза, упрекала супруга словами: «С боя пришел ты? О, лучше бы, если бы там и погиб ты, Мужем сраженный могучим, что был мне когда-то супругом! Прежде не сам ли ты хвастал, что силой, копьем и рукою Ты превосходишь царя Менелая, любимца Ареса? Что ж, возвращайся обратно! Иди, вызывай Менелая Снова сойтись в поединке. Но, впрочем, советую лучше Повоздержаться, и впредь с Менелаем, любимцем Ареса, Не воевать безрассудно войною и боем не биться, Иначе быстро тебя укротит его крепкая пика!» И, отвечая Елене, такие слова он промолвил: «Не отягчай мне, жена, оскорбленьями тяжкими душу! Нынче меня победил Менелай при поддержке Афины, Завтра же я его: есть и у нас покровители боги! Ну, а теперь мы с тобой на постели любви предадимся! Страстью такой у меня никогда еще ум не мутился, Даже тогда как впервые на быстрых судах мореходных Лакедемон мы прелестный покинули и на скалистом Острове соединились с тобою любовью и ложем. Нет, и в то время со страстью такою тебя не любил я!» Так он сказал и к постели пошел, а за ним и супруга. Рядом друг с другом они улеглись на кровати сверленой. Сын же Атрея метался по толпам, как зверь разъяренный, Взоры бросая кругом, не увидит ли где Александра. Но ни единый из храбрых троян иль союзников славных Мощному сыну Атрея не мог указать Александра. Прятать из дружбы никто бы не стал его, если б увидел: Всем одинаково был он, как черная смерть, ненавистен. К ним обратился тогда повелитель мужей Агамемнон: «Слух преклоните, троянцы, дарданцы и рати союзных! Видимо всем торжество Менелая, любимца Ареса. Вы аргивянку Елену с богатством ее увезенным Выдайте нам, заплатите и пеню, какую прилично, — Так, чтобы память о ней и у дальних потомков осталась». «Дружно одобрили слово его остальные ахейцы.