Читать «БОББИ ФИШЕР ИДЕТ НА ВОЙНУ» онлайн - страница 18

Согласно другой точке зрения, Фишер настолько был убеждён в своем превосходстве, что о поражении попросту не мог помыслить. Поэтому даже случайное фиаско наносило сокрушительный удар по его уверенности в себе. Имеется тому и реальное подтверждение: известно, что после редких проигрышей он играл ниже своего обычного уровня, с менее высоким процентом побед. После поражений легче восстанавливаются те игроки, чьё мировоззрение включает возможность собственных ошибок. Ещё мальчиком Фишер, оказываясь побеждённым в блице, где не существует пауз для размышлений, мгновенно возвращал фигуры на место и требовал играть новую партию; это наводило на мысль о глубокой психологической необходимости восстановить свой образ победителя. Часто проигрыш сопровождался слезами. Бобби плакал на турнире претендентов 1959 года, когда у него выиграл Михаил Таль. Слезы были и в следующем году, после проигрыша Спасскому в Мар-дель-Плате. Преследуемый репортёрами перед матчем с Петросяном: «Вы плачете после поражений?» — двадцативосьмилетний Фишер ответил, как дерзкий школьник: «Если я плачу, то русские после поражений заболевают».

Однако наиболее интересным в феномене Фишера было не то, как шахматы влияли на него самого, а то, какое воздействие его игра оказывала на противников, подрывая их боевой дух, заставляя чувствовать себя в тисках жестокой неведомой силы, противостоять которой человек был не в силах. «Он шахматный компьютер», — в качестве комплимента говорили его поклонники. «Он не более чем шахматный компьютер», — пренебрежительно оценивали Бобби те, кому он не нравился.

Что они имели в виду? То, что компьютеры не испытывают эмоций. У них отсутствует психологическая привязанность к определённым правилам или стилю, они играют быстро и точно. В этом смысле Фишер казался своим противникам автоматом на микрочипе. Он с удивительной скоростью анализировал позиции, а его партнёры всегда отставали по времени. Что касается шахматных компьютеров, то американский игрок Джим Шервин, хорошо знавший Фишера, описывал его как «прототип "Дип Блю"». Советские анализы его партий говорят о том, что, даже столкнувшись с неожиданной позицией, Фишер за пятнадцать-двадцать минут находил верный ход; другим гроссмейстерам зачастую требовалось в два раза больше. Он не был скован определённой психологически обусловленной системой или техникой. Возьмём лишь один пример: 22-й ход в седьмой партии с Тиграном Петросяном в матче претендентов 1971 года. Кто ещё, кроме Фишера, обменял бы своего коня на слона? Отдать активного коня за слабого слона казалось немыслимым, это нарушало самые основы шахмат, бросало вызов всему жизненному опыту! Однако, как доказал Фишер, это было абсолютно правильным решением, превратившим критическую позицию в ясное победное преимущество.