Читать «Пулковский меридиан» онлайн - страница 368
Лев Васильевич Успенский
Женька вдруг остановился. Он испугался. Антонина Мельникова, комиссар, лежала на подушках, бледная, закусив лубу, смотря перед собой широко открывшимися, огромными глазами. Руки ее плотно вцепились в больничный матрасик, она силилась не разрыдаться, по щекам быстро, одна за другой сбегали большие крупные слезы, а на всем лице ее светилось какое-то странное выражение — смесь радости, недоверия, надежды, ожидания.
Женя вскочил, хотел что-то сделать… Может — Сергей Сергеича?
Тоня Мельникова молча покачала головой.
— Спасибо… Спасибо, миленький, родной мой! — вдруг шёпотом выговорила она. — Достань мне бумаги, мальчик, и конверт. И марки. Достанешь?.. Только — поскорей!
Женя бросился в коридор, к сестрам. А комиссар Мельникова закрыла глаза рукой. Губы ее задергались, она стала похожей на самую обыкновенную рёву-девчонку.
— Сын! — бормотала она. — Неужели сын? Не верю!
* * *
Был крепкий ноябрьский денек, ясный, с легким морозцем. Ветви деревьев обмерзали на ветру; они звенели, как стеклянные.
Вова Гамалей едва досидел, занимаясь с дедушкой алгеброй и латынью.
Как только стрелка дошла до десяти, он сорвался с места. Дед нахохлился, заворчал… Не тут-то было! Мальчишка, точно одержимый, унесся в оголенные осенью молчаливые северные поля.
По полям этим теперь все время рыскали толпы окрестных мальчуганов. «Клады» и «сокровища» валялись там на каждом шагу. Около Туйполы на кромке дороги лежал например, автомобиль без колес — в первый день на нем еще работал клаксон. Возле Виттолова, говорили, увязнув в болоте, сидит полуразбитое орудие… А в кустах за Сузями нашли мертвого белого капитана. Раненный, он заполз в глушь и умер. Обнаружили его «по воронам».
Всюду обнаруживались теперь удивительные вещи, иногда очень ценные, иногда совершенно непонятные: чемодан с офицерским бельем, с письмами, щетками, заграничными духами; оброненные в грязь сверкающие хирургические инструменты. Ветер носил над землей листки белогвардейских приказов, никем не услышанных донесений; он опутывал столбы и кусты петлями телеграфной ленты. Неделю назад ее точки и тире еще кричали, грозили, заклинали о чем-то. Теперь они смолкли навек, стали историей, и колеса наших обозов все больше смешивали их с липкой грязью поздней осени.
Ломаные и целые бинокли, артиллерийские панорамы, банки сгущенного молока, оторванные погоны, обглоданные собаками трупы лошадей, обрывки трехверсток и десятиверсток, медные гильзы, тысячи других вещей — все это теперь мокло под дождем, вмерзало в землю, ржавело, гнило, уходило в небытие. Последние следы бури; разметанные брызги волны, недавно еще такой грозной!
Ребята целыми днями бродили в поле и тащили домой, что попало на глаза. Юннэ Хамаляйнен ездил с отцом на мельницу, привез с Каграссарской горы огромный тяжелый осколок. Пуда два! Такого больше ни у кого не было. Костя Волков хвастал целой кучей дистанционных трубок. У кого-то собралось четыре штыка, страшных, согнутых врукопашной; многие предлагали за каждый такой штык несколько десятков винтовочных гильз.