Читать «Пути-перепутья» онлайн - страница 7

- Да,- рассмеялась Лена,- он, верно, скуповат и не без странностей. А вообще-то он человек хороший.

- Точно, Ленушка, он был бы совсем хорош, и даже скупость простить можно, скупость - она не глупость, себе добра желает, не будь он такой ласковый. Ты не поверишь, ну так и льнет ко мне, так и льнет. А взгляни ты на него: страх, да и только, обратно же, годков ему пятьдесят шесть, коли не больше. Он ведь и соврет, недорого возьмет. И ничего я с ним поделать не могу, хоть убей. Я уж и то ему про удары твержу - у того, говорю, удар, у этого удар, и людей показываю - таких, знаешь, кто ногу волочит и рот набок, а он смеется и не верит. С ним тоже может такое приключиться - знаешь, Ленушка, я голову прозакладываю, что ему этого не миновать. Не сегодня-завтра. Он, конечное дело, все мне отказал, грех пожаловаться. Ну, что будет, то и будет. Только что ж это мы все про удары толкуем, да про Дёрра, да про его кривые ноги? На свете есть и другие люди, стройные, что твоя елочка. Правду я говорю?

При этих словах Лена еще больше раскраснелась и сказала:

- А плитка-то в утюге совсем у меня остыла,- и, отойдя от гладильной доски к железной жаровне, вытряхнула в угли холодную плитку, чтобы заменить ее новой. На все это ушло не больше секунды, после чего Лена ловко подцепила крючком новую плитку, сунула ее в утюг, снова закрыла его и лишь тогда увидела, что фрау Дёрр все еще ждет ответа. Впрочем, для верности добрая женщина повторила свой вопрос и даже прибавила: «Сегодня-то он припожалует?»

- Да. Во всяком случае, обещался.

- А скажи-ка мне, Ленушка,- продолжала фрау Дёрр,- как это у вас с ним сладилось? Из матери твоей слова не вытянешь, а коли вытянешь, все равно ничего не поймешь. И все-то она утаивает, все утаивает. Расскажи уж лучше сама. Это правда, что вы познакомились в Штралау?

- Правда, госпожа Дёрр, в Штралау, на второй день пасхи, только теплынь была, прямо как на троицу, а Лине Ганзауге очень захотелось покататься на лодке, и Рудольф, Линин брат, вы его, верно, знаете, сел за руль.

- Рудольф за руль? Да он же совсем ребенок.

- Верно. Но он считал, что умеет править, как большой. Он только твердил нам: «Девочки, не ворошитесь, девочки, перестаньте дурашничать» - такие уж у него столичные словечки. А мы и не вертелись, мы же видели, что править он не силен. А потом забыли и давай налегать на весла, и дурачились мы тут, и пересмеивались с теми, кто проезжал мимо, и водой друг на друга брызгали. А в одной лодке, что плыла туда же, куда и мы, сидели два очень приличных господина, они всё нам кланялись, а мы кивали в ответ, а Лина так даже платочком им помахала, будто это ее знакомые, но никакие они не знакомые, просто ей хотелось себя показать, она же совсем молоденькая. Вот мы таким манером смеялись и шутили, а веслами только для виду помахивали; вдруг видим, со стороны Трептова прямо на нас идет пароход, понимаете, милая госпожа Дёрр, мы до смерти перепугались и кричим Рудольфу: «Сворачивай в сторону, сворачивай в сторону». А мальчишка-то еще хуже растерялся и правил так, что мы всё по кругу да по кругу. Мы как закричим, и, уж конечно, пароход наскочил бы на нас, но тут нам пришли на помощь те два господина. Взмахнули пару раз веслами и оказались рядом, один подцепил нас багром и рванул прямо на себя, а другой быстро отгреб подальше, нас только чуть накрыло волной от парохода. Капитан даже пальцем погрозил - как я ни перепугалась, а это увидела. Потом все успокоились, и минуту спустя мы прибыли в Штралау, и оба господина, наши спасители, выпрыгнули из лодки, подали нам руку, как учтивые кавалеры, и помогли выйти на берег. Мы оказались у Тюббека, в кафе на пристани, и очень застеснялись, Лина, даже всхлипывала, только один Рудольф - он вообще мальчишка наглый и заносчивый и терпеть не может военных - стоял, набычившись, будто хотел сказать: «Вот дуры, я бы и сам вас вывез не хуже ихнего».