Читать «То, что сильнее (сборник)» онлайн - страница 107

Во-первых, я хорошая хозяйка. Мне только тогда спокойно, когда все прибрано и есть вкусный обед.

Во-вторых, я неплохая мать. И это признано не только мной.

В-третьих, я равнодушна к нарядам. Ну, почти равнодушна.

В-четвертых, я не люблю шумных увеселений. Это только отнимает время и пронизывает душу сквозняком.

В-пятых, я никогда бы не унизила вас возможностью меня ревновать. Зачем нарочно причинять кому-то душевные страдания? А вам-то и подавно.

И в-шестых, я обожаю поэзию. Я бы точно знала, что живу с гением. Даже в семнадцать лет я бы – уверена – это поняла. Даже если бы у меня не было мозгов, я бы почувствовала это сердцем. Но мы разминулись в веках. Какая банальность! Я скорблю и печалюсь. Я ревную вас, Пушкин.

Я бы носила вам чай с молоком в серебряном подстаканнике – к черту прислугу, мне было бы гораздо приятней сделать это самой. Укрывала бы ваши ноги пледом. Тихо вязала бы подле вас – просто, чтобы быть рядом. Впрочем, какая из меня вязальщица! Ставила бы на ваш письменный стол прозрачную вазу с красными маками. Проверяла бы, хорошо ли застегнуты пуговицы вашего кителя, перед вечерней прогулкой.

И заботиться о вас было бы радостью для меня. Поверьте, Пушкин! Я бы переписывала ваши рукописи. Хотя почерк у меня… Но я бы старалась. Я бы терпела ваших родных. Ей-богу, терпела бы! Я бы любила и ценила ваших друзей. А их было за что ценить и любить. Ревновала бы вас. Это точно. Но скрывала бы свою ревность. Наверное, это гордыня. И что в ней плохого? Какой такой это грех? Скорее защита в щекотливых положениях.

И прожили бы мы с вами, Пушкин, долгую и, наверное, счастливую жизнь. Конечно, не без забот и болезней. Но я говорю в целом. В общем, не повезло вам, Пушкин. Вы точно не из везунчиков.

И я, наверное, тоже. А когда везло хорошим людям? Ведь я говорю о любви.

Родная кровь

Последний четверг каждого месяца – Ляля чтила это свято – она ехала на кладбище. Каждый месяц, так было заведено еще при жизни мамы (папа ушел на два года раньше). Пропуск по уважительной причине мог быть только один-единственный – высокая температура, точно больше тридцати семи и пяти, или высокое давление. Сто пятьдесят на сто не принимались.

Зимой, конечно же, было совсем тяжело – неблизкий путь до метро по скользким, как всегда не чищенным дорогам, потом ставшие с возрастом почти неприступными высокие и крутые ступени автобуса, далее собственно автобус, как правило, набитый до отказа приезжими людьми с объемными кошелками, и, наконец, сама дорога к могиле – местами по сугробам или, опять же, по коварному, припорошенному поземкой льду. Могила, увы, находилась в глубине кладбища, даже скорее ближе к концу его, и немолодая, крупная и неуклюжая в тяжелой старой шубе, Ляля с трудом пробиралась между высокими прутьями чугунных оград. Охая и ворча, она вновь обнаруживала новые памятники, втиснутые на первые, более престижные ряды вдоль дорожек, непозволительно теснившие друг друга и напиравшие своей помпезностью и дороговизной.