Читать «Головы моих возлюбленных» онлайн - страница 3

Ингрид Нолль

Возможно, брат страдал от того, что никогда в жизни не был принцем, а сестра его возвысилась над ним. И он мстил за это при каждом удобном случае.

Накрывать на стол чаще всего приходилось мне. Как-то я споткнулась о загнутый край ковра, при этом разбились три чашки, три блюдца и три тарелки.

– Ну прямо слон в посудной лавке, – заметила мать.

– Был ребенок, стал слоненок, – подхватил брат.

Мать одобрительно засмеялась.

– Здорово сказано, хоть и ехидно, – заметила она.

Так я заделалась слонихой, потому что много лет подряд мой брат называл меня именно так. Правда, мать в случае необходимости могла назвать меня и по имени, но однажды, входя в комнату, я случайно услышала, как она говорит Карло: «Слониха на подходе».

Золушка становится королевой, гадкий утенок – лебедем. Я мечтала прославиться, чтобы повергнуть весь мир к своим слоновьим ногам. В пятнадцать лет я надумала стать певицей, второй Марией Каллас. С этих пор матери и Карло приходилось терпеть одну и ту же арию Кармен. Голос мой звучал громко, пение было страстным. Вообще-то и голос был не ахти, и сама я не слишком музыкальна, но во время пения я могла дать волю своему темпераменту.

– Опять завела свое рондо слониозо, – обычно говорила мать.

Одна из моих соучениц тоже прослышала, как меня называет мой брат.

На следующий день класс встретил меня оглушительным кличем Тарзана. Короче, и для них я перешла в разряд толстокожих.

Интересно, а в самом деле я походила на слона или нет? И рост, и вес у меня соответствовали человеческому стандарту, ноги были вполне изящные, и нос отнюдь не походил на хобот, и двигалась я если не грациозно, то и не сказать, чтоб неуклюже. Разве что уши не соответствовали общепринятым стандартам, то есть размера они были вполне обычного, но уж очень оттопыренные и торчали наружу сквозь жидкие пряди моих волос. Когда я была маленькой, мать имела обыкновение самым немилосердным образом расчесывать мне волосы после мытья головы: зубцы гребня цеплялись за мои уши и отжимали их книзу. Когда я уже стала вполне взрослой, подобное случалось порой и у моей парикмахерши. В такие минуты я, вся покрывшись гусиной кожей, вспоминала мать, которая и при других касаниях тоже внушала мне физическое неприятие: ее острый палец у меня между лопаток, громкий хруст скрещенных рук и ужасающий скрип – когда она протирала окна.

Мать прилагала всевозможные усилия, чтобы и в одежде подчеркнуть мое «слоновство». Ну, например, мне понадобилось зимнее пальто, и я очень хотела пальто алого цвета. На новую одежду в доме вроде бы не было денег. И тогда мать отдала полученное ею в наследство серое покрывало альпака, чтоб мне из него сшили накидку с капюшоном, которая и в самом деле делала меня довольно бесформенной. И туфли мне всегда покупали серого цвета и на один размер больше, чем надо, чтобы их можно было носить и на следующий год.

Одна из учительниц, услышав как-то трубный слоновий клич моих одноклассниц и увидев, как я уныло топаю через ноябрьский туман, сказала: