Читать «Очерки старой Тюмени» онлайн - страница 17

1-я империалистическая война требовала много солдат, чтобы отвоевать оставленную территорию. На площади скапливалось много: крестьян, рабочих и горожан. Много пролито слез матерей и детей, которые провожали на фронт своих кормильцев. Появлялись раненые и калеки. Война стала уже ненавистной. Продажные генералы — пруссаки вместе с императрицей обрекали народ и армию на истребление.

Тем самым в народе открыто говорили, что царица-немка, генералы генштаба преобладали из немцев — они и продают Россию оптом и в розницу. Среди народа вспоминали и Гришку Распутина, сибирского конокрада и варнака.

Очередной сенсацией сибирских газет было сообщение об убийстве Распутина, которого спустили в прорубь р. Невы.

Все эти события и моральный дух русского солдата с каждым днем падал.

Трое мальчишек постепенно на этих высказываниях взрослели но все проходило во внутренних обсуждениях.

Марасан ходил к родителям через пристань 1–2. Он был свидетелем постоянных погрузок и конвоирования политзаключенных и других осужденных в Тобольскую тюрьму. Кандальный звон приковывал внимание всех проходящих. Конвоиры с обнаженными шашками наводили страх. Когда, толпа зевак останавливалась, чтобы внимательно рассмотреть идущих в кандалах, некоторые плакали. Особый интерес наблюдений при посадке парохода конвой бил тех заключенных кто задерживался при спуске в трюм.

В воскресенье трое ребят пошли на пристань посмотреть за первым уходящим пароходом в Тобольск. Народу на Дебаркадере было много: одни провожали отплывающих, другие смотрели на весенний разлив и оживление на реке. Каждое открытие навигации, куда тянулась молодежь. В одном таком посещении на п/х Тоболяк и когда пароход дал третий гудок к отплытию, из трюма отходящего парохода запели «Смело товарищи в ногу» Все на пароходе всполошились, а конвойные больше всех кричали, чтобы прекратить пение. Но песнь продолжалась. Четко было пропето: Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой и т. д. А пароход уходил все дальше и дальше.

[…]

После февральской революции приехал муж хозяйки, который был музыкантом, воевать ему не пришлось и вшей в окопах он не кормил, но был сдержан на объяснения политических событий, происходящих в стране и на фронте.

Руководство торговлей от доверенного Ивана Никифоровича перешло хозяину. До женитьбы на хозяйке он работал Комивояжером от крупной фирмы. Внешне красивый, рослый понравился хозяйке. Тем более, он был крещенным евреем. И так поженились. Он был доволен женитьбой и она нашла человека, который хорошо знал коммерческое дело. В целях снижения расходов по аренде помещения, хозяин торговлю перевел вниз жилого дома, где жили сами. Каждое утро к открытию магазина приходил сам. Пряничное производство велось по прежнему.

Воскресенье, как всегда, все трое пошли на главную улицу. В это время местная буржуазия вместе с руководителями Городской управы шли с портретами Керенского, Брешко-Брешковской и через каждые 15–20 метров выкрикивали хвалебствия в адрес руководителей эссеровской партии.