Читать «Матерь Человеческая» онлайн - страница 12

Виталий Александрович Закруткин

Вернувшись из больницы, Иван прилег на широкой деревянной скамье, поставленной в тень старой яблони, единственного дерева, которое оставили невыкорчеванным при посадке молодого сада. Яблоню в давние времена посадил дед Ивана. Его подворье примыкало к речке, потом, когда дед умер, пришло в упадок, а перед войной Иван и Мария, облюбовав удобное место, построили домик на разоренной дедовской усадьбе и сохранили старую яблоню…

Был теплый июньский день. Сквозь листья яблони пробивались солнечные лучи. Под легким ветерком ветки дерева слегка шевелились, и на земле, играя, мерцали светлые пятна. Подмостив под голову стеганку, Иван лежал с закрытыми глазами. Мария сидела рядом, держала горячую руку мужа в своей руке. Васятка, присев на корточки, полол лук на только что политой грядке. Стояла дремотная тишина. Среди молодых деревьев деловито жужжала одинокая пчела. Вдруг до слуха Марии донесся странный, протяжный звук. Ей показалось, что где-то очень далеко гремит гром. Она подняла голову. В чистой небесной голубизне не было ни одного облачка, сияло солнце. А дальние, едва слышные раскаты грома не утихали.

Иван открыл глаза, прислушался, пристально посмотрел Марии в глаза.

— Нам надо уходить, — сказал он, — это они. Мария не поняла:

— Кто — они?

— Немцы.

— Что ты, Ваня? — испуганно сказала Мария. — Какие немцы?

— Те самые, — сказал Иван. — Видать по всему, они скоро будут здесь.

Никогда не видела Мария такого лица у мужа: он смотрел на нее тоскливыми, воспаленными глазами. Небритые, с белесой щетиной щеки его глубоко ввалились, на скулах играл нездоровый румянец, а сухие, потрескавшиеся губы дрожали.

— Надо уходить, — повторил Иван, — иначе будет поздно.

— Куда ж ты такой пойдешь? — сказала Мария. — Погляди на себя! Ты весь в жару, рука у тебя горячая, как утюг.

— Все равно надо уходить, — сказал Иван. — Ты понимаешь это? Уходить надо от проклятых зверей! Они никого не милуют, убивают старых и малых. Ты не видела, а я видел, что они творят… Людского в них ничего нет. Понимаешь? Ничего! Они ребятишек расстреливают… раненых добивают… грабят… насильничают… Нам надо уходить… уходить надо…

Речь Ивана становилась отрывистой, бессвязной. Он на минуту-другую терял сознание, умолкал, потом снова приходил в себя и не переставал твердить:

— Надо уходить, Маруся! Слышишь? Надо уходить…

Мария заплакала:

— Как же мы уйдем, Ваня? Ты совсем больной, без памяти только сейчас был. Куда мы пойдем и кому мы нужны? И потом… потом… ты знаешь, Ваня… — Она покраснела, опустила голову, понизила голос: — Я в положении… куда мне идти?

Мария приникла щекой к груди Ивана. Они долго молчали. Иван ласково гладил волосы жены, взволнованно шептал:

— Ну хорошо… хорошо, Маруся… Подумаем… Завтра, может, мне станет лучше, я съезжу до председателя, с ним посоветуюсь… Я ведь коммунист… Я много могу сделать… Это ничего, что у меня одна рука. Стрелять можно и одной рукой…

— А что, если тебя… если на тебя донесут, Ваня? — бледнея, сказала Мария. — Если найдется какая-нибудь сволочь, пойдет к немцам и докажет: так, мол, и так, есть у нас в хуторе один-единственный коммунист, и к тому же красноармеец. Что тогда будет?