Читать «Иные песни» онлайн

Яцек Дукай

Яцек Дукай

Иные песни

В течение собственной жизни я выработал особенную впечатлительность к Форме, и я вправду боюсь того, что у меня пять пальцев на руке. Почему пять? Почему не 328584598208854? А почему не все количества одновременно? И почему, вообще, палец? Для меня нет ничего более фантастического, как то, что здесь и сейчас я есть именно такой, какой я есть — определенный, конкретный, аккурат такой, а не иной. И я боюсь ее, Формы, словно дикого зверя! Разделяют ли другие мое беспокойство? Насколько? Они не ощущают Форму как я, ее автономности, ее случайности, ее творящей фурии, ее капризов, коварства, накопления и распада, ее безостановочности и безграничности, неустанной ее способности сплетаться и расплетаться.

Витольд Гомбрович

Один есть род людской, и божеский один

Одна и та же Мать вдохнула жизнь в нас.

И только разница в могуществе

Во всем нас разделяет.

Пиндар

Jacek DUKAJ

«Inne Pieśni»

Wydawnictwo Literackie — 2003

I

Α

НОКТЮРН

Туман кружил водоворотом вокруг дрожек, по мягким формам серо-белой взвеси пан Бербелек пытался прочитать собственное предназначение. Мгла, вода, дым, листья на ветру, сыпучий песок и людская толпа — в них видно лучше всего.

Голова тяжко стремилась к кожаной обивке. Втянув сырой воздух глубоко в легкие, он поставил защиту перед морфой ночи — маленький человечек в дорогой шубе, со слишком гладким лицом и слишком крупными глазами. Затем он взял с сиденья газету, оставленную предыдущим пассажиром. В мутном свете пирокийных фонарей, мимо которых они проезжали он с трудом считывал хердонский шрифт: буквы словно руны, словно отрепья каких-то больших знаков, справа толстые и жирные, но блекнущие слева. Твердая бумага мялась и ломалась в покрытых перчатками ладонях. ЛУННАЯ ВЕДЬМА ВЛЮБИЛАСЬ. КТО ЖЕ ЕЕ ИЗБРАННИК? Рядом другая полоса — гравюра с морским чудищем и заголовок: ПЕРВЫЙ НИМРОД АФРИКАНСКОЙ КОМПАНИИ ПОГИБ В МОРЕ. Политический комментарий рытера Дреуга-из-Коле: Неужто и вправду так трудно было предугадать союз Иоанна Чернобородого с кратистосом Семипалым? Риму, Готланду, Франконии и Неургии теперь придется встать на колени под кошмаром Чернокнижника. Поблагодарим наших дипломатов за их великолепную работу! Текст буквально истекал сарказмом. В лужах на черной мостовой отражалась Луна в третьей квадре, ее безоблачное небо открывало розовые моря — воистину, кратиста Иллеа должна была находиться в хорошем настроении (может и вправду влюбилась?) или же сознательно столь сильно распростирала свою корону. Антос пана Бербелека редко простирался далее, чем на расстояние вытянутой руки, и действительно — лишь во мгле, в дыму можно было угадать что-либо по его форме, может быть, именно будущее, предсказание кисмета, как того желает популярное суеверие. Но разве сегодня вечером пан Бербелек не испытал стойкость воли министра Бруге, равно как и Шулимы? Потому-то он задумчиво и всматривался в кружащий туман.

Цокк, цокк, цокк — возница не подгонял коня, ночь была тихая и теплая, сам момент навязывал спокойствие и размышления. Пан Бербелек вспоминал жар винного дыхания Шулимы и запах ее эгипетских духов. Нынешней весной кончилось царствование аскетичной моды из Хердона (небольшая победа над кратистосом Анаксегиросом, по крайней мере, на этом поле), и в салоны вернулись традиционные европейские гиматии, лондонские кафтаны, сорочки без пуговиц, открывающие торс, а для женщин — кафторские платья, софории и митани, арабские шальвары, поднимающие бюст корсеты, крикливая бижутерия сосков. Предплечья Шулимы охватывали длинные, спиральные бронзовые браслеты в форме змей, и когда эстле Амитасе подала Бербелеку руку для поцелуя (прикосновение ее кожи буквально обжигало его), он заглянул пресмыкающему прямо в изумрудные глазища. Эстле. — Эстлос. — Она уже улыбалась, хороший знак, с первого же взгляда ему удалось навязать форму доброжелательности и доверительности. После того она нашептывала ему из-за голубого веера ироничные комментарии относительно проходящих мимо гостей. И еще — относительно своего дяди. Эстлос А.Р. Бруге, министр торговли Княжества Неургии, в последнее время впутался в сложный роман с готской кавалеристкой, сотницей Хоррора, которая, явно, была сильным демиургом — всякий раз после встречи с ней Бруге возвращался чуточку красивее на вид, но и глупее, как смеялась Шулима. Так может и вправду министра уже обработади заранее? Потому что с предложениями Бербелека он согласился, практически не сопротивляясь, махнул рукой, состроил гримасу, ему не хотелось над этим даже задуматься — и таким вот образом Купеческий Дом Ньюте, Икита те Бербелек получил фактическую монополию на импорт мехов из Северного Хердона. Пан Бербелек праздновал. Между одним тостом и другим, совершенно не задумываясь, он пригласил Шулиму в свою летнюю резиденцию в Иберии. Та приподняла бровь, щелкнула веером, змея блеснула зеленым глазом. — Охотно. — Но теперь, в сырой тишине, считая в лужах жаркие Луны и удары копыт о городскую мостовую, пан Бербелек размышляет следующим образом: А вдруг все было с точностью до наоборот, вдруг это ее антос коварно проел меня, и как раз ее недоступность вытянула из моих уст это приглашение? Не пыталась ли она, рассказывая историю сотницы-демиурга, дать мне что-то понять…?