Читать «Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага.» онлайн - страница 21

— Да, родненькая… уф. — осторожно, будто хрустальную, я положил трубку на рычаг аппарата.

— Жена? — с изрядной долей солидарности спросил меня Лацис.

— Угм. Да зачем Вы домой мне звонили, да еще через какую-то даму?!

— Да я хотел Ваших домашних успокоить, вот и попросил секретаршу…

— Спасибо. Успокоили. Особенно ваша секретарша помогла: «Да он уже совсем скоро домой пойдет! Уже практически выходит, по крайней мере, из меня…»

— Слава Труду, что я холостой! — искренне перезвездился товарищ Лацис. А потом участливо накапал мне еще сто пятьдесят капель…

После того, как коньяк теплой, ароматной волной прокатился по душе, Лацис встал и вдруг достал из-за шкафа предмет, который я менее всего ожидал увидеть в кабинете гепеушника…

Гитару.

Склонив бритую голову на обтянутое коверкотовой гимнастеркой плечо, он взял несколько аккордов, помолчал, уставя невидящий взор куда-то в пространство, а потом довольно приятным баритоном вдруг запел:

«Ты валялся в крови На вонючей соломе, Ты водил эскадроны Сквозь вьюги и зной, А теперь оступился На трудном подъеме И отдал якоря У порога пивной. Для того ли тебя Под знаменами зарев Злые кони-текинцы Носили в степи?.. Разве память утопишь В ячменном отваре? Разве память солдата Вином усыпишь? На могилах друзей Шелестит чернобыльник. Что ты ненависть бросил, Как сломанный нож? Посмотри через стол: Разве твой собутыльник, Твой сегодняшний друг, На врага не похож?» Он встает И глядит, не мигая и прямо. Поднимается боль, Что густа и грузна. — Господин капитан! По зубчатому шраму Я тебя без ошибки Сегодня узнал. Ты рубака плохой. В придорожном бурьяне Я не сдох. Но в крови поскользнулась нога. В этих чертовых сумерках, В пьяном тумане Подкачал коммунист, Не почуял врага. Господин капитан! У степной деревушки Отравил меня холод Предсмертной тоски…

(Стихи Ал. Суркова, 1929. Прим переводчика)

— Прошу прощения, может, я не вовремя…

— Заходите, заходите, Вершинин… — Лацис, не спрашивая, налил в чистый стакан по края коньяку. (А я-то всегда удивлялся — почему в кабинетах коммунистов на столе всегда стоит графин и три стакана?!)

Подполковник молча взял в руку стакан, молча склонил голову, одним мощным глотком осушил его и молча поставил на стол…

— Закусывайте, Александр Игнатьевич…

— Благодарю-с, после первой не закусываю! (Старая школа, да-с.) Н-но, я вынужден у Вас, Владимир Иванович, просить извинений за свое недостойное поведение…

— Да что Вы, господин подполковник, я и не думал…

— Напрасно. Думать надо всегда. — и, обращаясь уже к Лацису. — Я могу быть свободным?

— Да, пожалуйста…Сегодня мы все устали, перенервничали. Завтра будет много дел.