Читать «Слушать в отсеках» онлайн - страница 17

Чувствовалось, что Ларина этот неожиданный вопрос застал врасплох. Он замялся.

— Как вам сказать… Станиславский вроде бы говорил, что театр начинается с вешалки. А наш старпом считает, что порядок на корабле начинается с порядка в матросской тумбочке. — Он на мгновение замолчал, а потом упрямо добавил: — Думаю, что он прав.

— «И ты, Брут?..» — слегка опешил Казанцев. — А впрочем, это и неудивительно. Вы же зампарторга. Вам, так сказать, по штату положено… быть оптимистом.

— Вы напрасно иронизируете, товарищ лейтенант. — Киселев вдруг ожесточился. Скулы его, взгляд, плечи стали угловатыми, злыми. — Эта самая флотская служба мне, безотцовщине, мать, отца заменила, специальность дала, в партию привела. А возьмите того же Брынько. Кем он до службы был? Детдомовец, по карманам шарил, чуть в тюрьму не угодил. А сейчас лучший трюмный на бригаде, комсорг. Да разве мы с ним одни такие? Мы перед флотом, перед нашими командирами до гроба в долгу. А вы говорите носки, тумбочки…

Казанцев переводил удивленный взгляд с одного старшины на другого, а когда Киселев кончил говорить, вдруг рассмеялся.

— Вот уж не думал, не гадал, что меня будут воспитывать мои же подчиненные. Ей-богу! Ну там родители, учителя, наконец — командиры. А тут свой собственный старшина мозги вправляет… Ей-ей!.. — И Казанцев вновь залился смехом. Лицо его даже порозовело.

— А чего вы смеетесь, товарищ лейтенант, и удивляетесь? Мы с вами одногодки, а Иваныч вообще старше вас на пять лет. И тоже инженер. Мы ведь тоже кое в чем разбираемся.

— Да я и не удивляюсь. Даже и не обижаюсь. Просто я лишь сейчас понял, что до сих пор на вас только смотрел, но не видел. — Заметив разом вспыхнувшее в глазах старшин недоумение, он добавил: — Непонятно? Разъясню. Какой-то умный человек сказал, что смотрят лишь глазами, а видят и глазами, и умом, и сердцем. Вот теперь до меня дошла эта разница. Спасибо за науку. Учту на будущее. — Он, посмеиваясь, тронулся было к выходу из кубрика.

— А как же тумбочки? — с ехидцей напомнил ему Ларин.

— Ах да, совсем забыл. Еще одно спасибо. — Лейтенант, кряхтя и постанывая от ненависти к этому «романтическому» занятию, скрючился между койками. Вдруг он перестал издавать возмущенное фырканье, выпрямился во весь свой длинный рост, ухватил себя обеими руками за поясницу, поизгибался вперед-назад и сказал: — Вот теперь я полностью солидарен со старпомом: не одному Киселеву, а вам обоим надо было бы остаться на сверхсрочную. На лодке вы были бы совершенно незаменимыми кадрами. Поверьте, я говорю серьезно. — Лицо его действительно вдруг стало серьезным и чуть грустным.

Федя Зайцев, естественно, все слышал, и при последних словах лейтенанта у него даже зашлось сердце от сладкой надежды, что старшина первой статьи Киселев все-таки даст себя уговорить и останется служить на сверхсрочную.

Еще в учебном отряде наслышался Федя много пугающего о «годках», то есть старослужащих матросах последнего года службы.

Однако на лодке все его страхи рассеялись: никто его не обижал, не трогал, не заставлял делать ничего лишнего. Даже наоборот. В первую же субботу во время большой приборки на лодке в тесный и грязный носовой трюм моторного отсека к Феде вдруг спустился командир его отделения Киселев.