Читать «Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана» онлайн - страница 279

Тем не менее советская машина в Восточной и Центральной Европе не без слабостей.

Во-первых, она несла в себе все недостатки иностранного правления. А люди в оккупированных районах хорошо знакомы с сутью марионеточных правительств. При наличии опыта немецкого экспериментирования их уже не просто обвести, как говорится, вокруг пальца. Москве хотелось бы, чтобы лица, признающие ее руководящую роль, выступили бы в качестве независимых патриотических лидеров своих народов. Но эта надежда тщетна. За пять лет нахождения под немецкой оккупацией Европа видела значительное число коллаборационистов, так что людям, попытавшимся служить иностранным интересам, придется трудно.

Нероссийские народы воспринимали агентов Коминтерна как предателей, но ведь те выступали открыто и смело в защиту идеи, не менее универсальной и собирательной, чем христианство, и новая эта религия проникала в глубину сознания больших и малых народов. Тем не менее лица, поступившие в разное время на службу Кремлю, выражали, скорее всего, интересы русского народа, и им было трудно, хотя они и являлись согражданами народов, попавших под советское влияние, изображать из себя спасителей этих народов, когда они возвращались на родину. Правда, среди них были и прозорливые люди, но даже и им приобрести популярность в народе было непросто.

Вышесказанное усугублялось волной шовинизма и высокомерия, прокатившейся в армии и бюрократическом аппарате в связи с войной и русскими победами. Это придало советскому империализму некое свойство, мало рассчитанное на понимание и симпатию в сердцах иностранцев. Фанатики из Коминтерна, несшие светоч революционного социализма другим народам, приносили России в определенной степени большую пользу, особенно в первые дни советской власти, чем тяжеловесные и неповоротливые генералы и комиссары, ныне командовавшие в столицах стран Центральной Европы, обретя повадки царских сатрапов XIX века.

Следовало упомянуть еще и тот факт, что советская политика на захваченных территориях ненамного богаче и разнообразнее в своей конструктивной сути, чем политика их соперников. А она должна была отличаться в лучшую сторону своей дисциплиной и стимуляцией. За ней вместе с тем не стояла какая-либо великая идея, могущая воодушевить различные слои населения и сплотить их в единое политическое целое с едиными задачами. Чистый марксизм устарел, и, если его пламя еще в какой-то степени вдохновляло кремлевских лидеров (хотя это и сомнительно), они не осмеливались предложить его в качестве политической программы для Восточной Европы. Поэтому в связи с отсутствием конструктивных мыслей и идей их обращения не производили глубокого впечатления.