Читать «Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана» онлайн - страница 105

Совсем иное дело – публичный процесс над нацистскими лидерами. Эта процедура не могла ни искупить, ни исправить совершенных ими преступлений. По моему разумению, единственный смысл, который мог иметь процесс, – осуждение правительствами и народами, проводившими суд, всякого рода массовых преступлений. Допустить на подобный процесс советских судей значило бы не только солидаризоваться с советским тоталитарным режимом, который они представляли, но и взять на себя часть ответственности за всевозможные жестокости и преступления, совершенные во время войны сталинскими властями против поляков и народов Прибалтийских стран. Это значило бы совершенно извратить цели данного процесса. Трудно предположить, чтобы западным лидерам не было известно об этих депортациях, казнях польских офицеров и других деяниях, совершенных от имени Советского государства. У них была возможность ознакомиться с соответствующими данными, и они могли бы, в случае каких-то затруднений, обратиться за консультацией ко мне и моим коллегам.

Я знаю, что эти мои умозаключения вызовут негодование в Москве и официальная советская пропаганда обвинит меня в гнусной клевете на советских людей, которая будто бы вызвана злобой и ненавистью к ним и ко всему русскому. Поэтому я хотел бы изложить свою позицию.

Я сомневаюсь, чтобы в западном мире нашелся человек, с большей симпатией и уважением, чем я, относившийся к страданиям и мужеству, с которым этот народ, подавленный деспотизмом, пробивался к обретению идеала человеческого достоинства и социальной ответственности. Этот народ, как никакой другой, чувствителен к ценностям морали, а благодаря его литературе, философии, склонности к искренним политическим дискуссиям он особенно много сделал для прояснения фундаментальных проблем социальной и политической этики.

Советским людям необходимо правильное понимание своих политических проблем, чтобы идти дальше по историческому пути, на котором было создано все ценное в интеллектуальной и политической жизни России начиная со времени декабристов. Один из моих предков, Джордж Кеннан-старший, о котором я уже упоминал, также сочувствовал русскому народу и осудил несправедливости царских властей, совершенные по отношению к людям, находившимся на каторге в Сибири, подобно тому, как я считаю нужным осудить несправедливости и жестокости, совершенные советскими лидерами. Подавляющему большинству советских людей по их природе несвойственна жестокость. Они не более склонны к ней, чем остальные народы мира. Психологически им потенциально свойственны значительная мера доброты и человечности, а нравственное благородство их литературы оказало благотворное воздействие на значительную часть человечества. Если действия их лидеров приводят к тому, что, на взгляд внешних наблюдателей, эти замечательные качества оказываются искаженными, то советские люди сами должны решить эту проблему, найдя ответ на этот исторический вопрос. Я же, как иностранец, отображавший в своих исследованиях события и проблемы 1930-1940-х годов, не принес бы пользы ни русским, ни даже их правителям, если бы не высказывал своих мнений об этих обстоятельствах.