Читать «Черная река. Тоа-Тхаль-Кас» онлайн - страница 45

Уильям Хиллен

Пройдя по лесу километров семь-восемь, я прикинул, что оленей там зимует не больше сотни — стадо не очень большое. Снег лежал рыхло, слоем около полутора метров, и олени оставляли следы лестничками, шедшими серпантином вокруг холма. Поскольку снег не падал уже несколько дней, поверхность была усеяна нанесенными ветром мелкими обломками хвои с прицепившимися к ним кусочками лишайника. Налакомившиеся лишайником олени были, по-видимому, в хорошей для февраля форме, и волки не решались их тревожить. Это зимовье было настоящим оленьим раем.

Несколько раз за утро с северо-запада северный лесной ворон обращался ко всем обитателям леса с призывным кличем. Говорят, что ворон доживает иногда до ста лет и не уступает мудростью и долговечностью орлу и дикому гусю. Он важный персонаж в мифологии и фольклоре индейцев. Если хочешь приобрести недобрую славу, застрели ворона на индейской территории. Зимой ворон обычно живет в одиночку, хотя и водит дружбу с волком и еще кое с кем из лесных тварей. Когда в гулкой тишине разносится его мелодичное карканье с широким диапазоном, это значит, что где-то случилось убийство и идет дележ добычи.

Обратно мы пошли другим путем, вокруг холмов — я хотел посмотреть, что там делается. Как я и ожидал, при нашем появлении ворон сразу же сменил удовлетворенный крик на предостерегающее карканье. Метрах в десяти друг от друга лежали убитые волками лосиха и лосенок. Дело было сделано дня три назад, и добыча была уже наполовину съедена. Мы походили вокруг, чтобы определить предыдущих посетителей: там отобедали лисы и койоты, одна росомаха, один пекан, пара куниц, два или три горностая и несколько красных белок , а кроме того, гаички, сойки и сам ворон.

Для настоящего прозекторского исследования мы пришли поздновато. Я разломил бедренную кость лосенка — хилого недоростка. Костный мозг, который у здорового животного имеет цвет розового жемчуга, был ярко-красным — верный признак развитой дистрофии. Бедренная кость самки обнаружила еще большее жировое истощение. Она была очень стара, низкоросла, с испорченными зубами. Видимо, у нее была и какая-то болезнь челюстной кости. Ноги были покрыты наростами. Такие же наросты на морде, вероятно, мешали ей хорошо видеть. В легких мы скорее всего нашли бы твердые, величиной с мячик для гольфа пузыри эхинококка, в грудной клетке даже остались прилипшие куски легких. Волчья стая определенно совершила общественно полезное дело: лосиха все равно не дожила бы до лета; теленок, может, и выжил бы, но унаследовав все материнские болезни.

У Открытой Воды в эту ночь первый лесной волк завыл около девяти часов. Мы с Сэком взобрались на крышу сарая, чтобы лучше слышать последовавший за этим дикий хор. Это были стоны, поднимавшиеся от баса к вибрирующему фальцету, то протяжные, то отрывистые, резко диссонирующие тирольские йодли, вопли. Первобытная музыка звучала в морозной ночи. Я не мог понять, исходил ли концерт из одного места или это эхо повторяло звуки, шедшие из двух направлений и отраженные холмами. Сэк явно считал, что мы попали в окружение, но он, конечно, не трусил — просто его била лихорадка. Я показал ему вверх на сосну, якобы увидев там пуму. От возбуждения он свалился с крыши, а потом затих. Из темноты с расстояния в несколько сот метров его стали заманивать жалобными руладами. «До чего это все не ново и не интересно!» — всем своим видом говорил Сэк.