Читать «Больное сердце (сборник)» онлайн - страница 30

И лишь одно-единственное вызывало в солнечном сплетении счастливого психиатра всплески карусельной тошноты – безобидное смешение языков и переиначивание отдельных слов, напоминающее ему о том коротком, но очень тонком времени, когда «сапожник», тачающий извилистую выкройку чужих сознаний, чуть было не потерял свою собственную пару единственно подходящих ему «сапог».

«Только мне везет как утопленнику», – думала Сонечка, принимая душ.

«Только я, мечтавшая ни слова не произнести за год по-русски, могла оказаться в Бостоне в семье закоренелых москвичей!», – ворчала она, одеваясь.

«Только у меня, желавшей бросить курить, могла завязаться в первый же „штатный“ день дружба с курящим медбратом. Затем – благоволящий ко мне курящий заведующий лабораторией. И, наконец, насквозь прокуренные Валера и Алла!», – усмехалась она, спускаясь по лестнице.

«Ну и кого, как не меня, мечтавшую похудеть, воспользовавшись годичным отлучением от обязанностей жены и матери, просто обязано было разнести поперек себя шире!» – воззрилась она на садовый столик, плотно заставленный компонентами «легкого завтрака», а именно: не поддающиеся подсчету пластиковые коробочки с ватными салатами, насквозь пропитанными уксусом синтетическими шампиньонами, безвкусными паштетами, маргарином, оставлявшим во рту стойкий вкус извести. Пластиковые канистры с обезжиренным молоком и непременным апельсиновым соком, имевшим совершенно невероятную химическую формулу, ничего общего с «кровью» оранжевых «синьоров» не имевшую. Коробки с хрустящим «лошадиным кормом» – смесь расплющенного овса с усохшими кусочками безвкусных фруктов следовало непременно заливать тем самым молоком, по консистенции напоминающим воду, оставшуюся от ополаскивания бидона, затем подождать, пока масса превратится в глину, и есть, чувствуя себя беззубым старцем в благостном доме американских престарелых. Затем следовало намазать кусок картона, именуемый «хлебом», коричневой пастой из банки, напоминавшей все ту же известку, только размешанную с краской и сбрызнутую одеколоном. Хозяева и надпись на банке утверждали, что это – арахисовое масло.

«Если это масло, то я – Джон Кеннеди!» – ехидничала про себя Сонечка, покорно поедая «легкий завтрак».

– Ешьте, ешьте! Вам предстоит трудный день. – Валера, вдогонку к вышеперечисленному, собственноручно сооружал Сонечке гигантский бутерброд из вечной поролоновой булки, в огромном количестве хранившейся в кухонных шкафчиках. В разрез ее плюшевой плоти он щедро укладывал штабеля ломтиков прозрачной, абсолютно не имеющей вкуса и запаха, ненатуральной ветчины из вспоротых вакуумных упаковок и такого же гомогенного, нарезанного микротомом сыра.

– Творогу? – спрашивал он Сонечку, страшно гордясь, что не забыл это совершенно русское слово и не докатился до каких-то коттидж-чизов. И, не обращая внимания на отчаянное отрицание, щедро наваливал в миску гостьи очередную порцию известки. – Малинового варенья? – упивался собой Валера, выковыривая из жестянки ножом пласты джема, похожие на разведенный взвесью эритроцитов желатин. – Ешьте, Сонечка, ешьте! Дома-то, небось, нет таких кунштюков! – искренне сочувствовал бывший гражданин СССР бывшей соотечественнице.