Читать «Мир чудес» онлайн - страница 227

Если бы кто-нибудь увидел нас в этот момент, пришло бы ему в голову, что мы говорим об убийстве? Я был (и не без оснований) убежден, что Стонтона убил Магнус. Разве не Стонтон спровоцировал многое из того, о чем мы слышали в подтексте жизни Магнуса Айзенгрима? Если бы Перси Бойд Стонтон, когда нам — ему и мне — было по десять лет, не швырнул в меня снежок, который попал не в меня, а в миссис Демпстер, что привело к преждевременному появлению на свет ее сына Пола, а ее самое лишило разума, разве я лежал бы сегодня в отеле «Савой» в одной постели с Магнусом Айзенгримом и Лизелоттой Вицлипуцли, обсуждая обстоятельства смерти Стонтона?

У нас это вошло в привычку, потому что мы были склонны все важные вопросы обсуждать в постели. Те, кто думает о постели лишь в свете сна или занятий сексом, просто не понимают, что постель — лучшее место для философских дискуссий, споров и, если нужно, для откровений. Не случайно в старину так много королей отправляли правосудие из своих постелей. И даже сегодня есть что-то восхитительно парламентарное в постельном собрании персон, имеющих общие интересы в каком-то деле.

Конечно же, кровать должна быть большой. В «Савое» в комнате Магнуса стояли две шикарные кровати, каждая из которых была достаточно просторна, чтобы вместить троих взрослых людей. (До односпальных кроватей «Савой» не опускается.) И вот после долгого дня признаний и откровений мы втроем расположились в кровати, полулежа на высоких подушках, — Лизл в середине, Магнус слева от нее, я — справа. На Магнусе был красивый халат и шарф, которым он, ложась спать, повязывал голову, потому что, как истый европеец, боялся сквозняков. Я — человек простой, приверженный пижаме. Лизл любила тонкие ночные рубашки, и с ней в постели всегда уютно, потому что она такая теплая. С годами я стал чувствителен к температуре, к тому же по какой-то причине, отстегнув свой протез, я около часа испытываю озноб, а протез я, конечно же, всегда снимал, когда мы укладывались втроем. Моя холодная культя была прижата к Лизл.

И вот мы уютно устроились втроем. Я выпил свой традиционный стакан горячего молока с ромом, Лизл — пузатую рюмку коньяка, а Магнус, всегда склонный к эксцентричности, выпил стакан теплой воды с лимонным соком, без которого, как полагал, не сможет заснуть. Со стороны мы, несомненно, могли показаться этакой очаровательной семейкой, но настроен я был вполне решительно — историк, идущий по следу и не расположенный упустить добычу. Если мне суждено заполучить признание, которое увенчает мой документ (тот документ, который позволит будущим исследователям с уверенностью писать: «Рамзи говорит…»), то это случится еще до того, как мы уснем. Если Магнус не скажет мне того, что я хочу знать, непременно выужу это у Лизл.

— Вспомни все обстоятельства, — сказала она. — Это было последнее субботнее представление наших двухнедельных гастролей в театре королевы Александры в Торонто. Раньше мы никогда не давали там «Суаре иллюзий», и успех был ошеломляющий. Но самое сильное впечатление на публику производила «Медная голова Роджера Бэкона» — предпоследний номер в программе.