Читать «Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945» онлайн - страница 167

Вошел адъютант и пригласил меня к Гитлеру. Был уже час ночи, но в Берлине мы часто засиживались с нашими проектами и позже. Гитлер показался мне утомленным и не в настроении, как и Тодт. Обстановка в его комнате была очень скромной, он даже отказался от кресла. Мы поговорили о берлинских и нюрнбергских проектах, и Гитлер явно оживился. Даже обычно желтоватое лицо посвежело. Наконец он попросил меня поделиться впечатлениями о поездке в Южную Россию, задавал наводящие вопросы. Проблемы с восстановлением железных дорог, снежные бури, необъяснимое поведение русских танкистов, пирушки с ностальгическими песнями… Мало-помалу он вытянул из меня все подробности. Когда я упомянул о песнях, он насторожился и спросил о словах. Я вытащил из кармана текст. Он прочитал и ничего не сказал. На мой взгляд, те песни отражали серьезность ситуации, но Гитлер решил, что это происки предателя, пытающегося подорвать боевой дух войск, и с помощью моего рассказа он сможет выследить «оппозиционера». Только после войны я узнал, что он приказал предать военному суду офицера, разрешившего распечатать те тексты.

В этом эпизоде проявилась его постоянная подозрительность. Гитлер закрывал глаза на правду, но думал, что может сделать важные выводы из таких вот случайных наблюдений. Поэтому он всегда подробно расспрашивал подчиненных, даже тех, кто не владел полной информацией. Подобное недоверие, обычно небеспричинное, давно стало его неотъемлемой чертой, и он часто увлекался пустяками. К тому же окружение изо всех сил старалось оградить его от любых источников информации, которые могли бы возбудить его подозрения в том, что на Восточном фронте не все благополучно, и благодаря этой изоляции он не получал необходимых сведений.

Покинув Гитлера в три часа ночи, я попросил передать доктору Тодту, что не полечу с ним. Самолет должен был вылететь через пять часов, а я устал и хотел только хорошенько выспаться. В маленькой спальне я размышлял – а кто из окружения Гитлера не размышлял после двухчасовой беседы с ним? – о том, какое впечатление произвел на него. Я был доволен, я вновь обрел уверенность в том, что мы сумеем воплотить в жизнь наши строительные замыслы, в чем я уже начал сомневаться из-за военной ситуации. В ту ночь наши мечты казались реальностью: мы опять заставили себя поверить в будущее, были бодры и жизнерадостны.

На следующее утро меня разбудил пронзительный телефонный звонок, и я услышал взволнованный голос доктора Брандта: «Самолет доктора Тодта только что разбился, Тодт погиб».

С того момента весь мой мир изменился.

В последние годы я сблизился с доктором Тодтом. Его смерть я воспринял как потерю старшего, рассудительного коллеги. У нас было много общего. Мы оба происходили из зажиточного среднего класса, оба были родом из Бадена, имели техническое образование. Мы любили природу, особенно горы и лыжные прогулки, и оба терпеть не могли Бормана. Тодт неоднократно ссорился с Борманом из-за того, что тот, строя дороги, безжалостно испортил местность вокруг Оберзальцберга. Мы с женой были частыми гостями в маленьком, непритязательном доме Тодта на берегу Хинтерзее около Берхтесгадена. Никому и в голову не приходило, что там живет известный строитель дорог и создатель автобанов.