Читать «Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945» онлайн - страница 111

Гитлера больше всего заботила проблема приобщения нового поколения рейха к своим идеям. План в общих чертах был набросан Леем, которому Гитлер также доверил организацию системы образования. Для начальной ступени организовали «школы Адольфа Гитлера», для средних и высших ступеней – «орденсбурген». Главная задача этих учебных заведений – воспитывать идеологическую элиту для партийного аппарата, однако из-за узкоспециализированного образования и замкнутой обстановки закрытых школ выпускники не имели представления о реальной жизни, хотя их высокомерие и самомнение были безграничны. Показательно, что высшие партийные функционеры не посылали своих детей в эти школы. Даже такой фанатик, как гауляйтер Заукель, ни одного из своих многочисленных сыновей в партийную школу не отдал. Правда, Борман все же отдал одного своего сына в «школу Адольфа Гитлера» – в качестве наказания.

По мнению Бормана, для оживления застывшей партийной идеологии была бы полезна Kirchenkampf – кампания против церкви. Именно он был движущей силой этой борьбы, о чем не раз давал понять во время застолий в рейхсканцелярии. Гитлер колебался, но лишь потому, что предпочел бы отложить решение церковной проблемы до более благоприятных времен. В Берлине, в отсутствие женского общества, он позволял себе более откровенные и резкие выражения, чем в Оберзальцберге: «Я разберусь с церковниками, как только разрешу другие проблемы. Они у меня еще попляшут!»

Однако Борман не хотел ждать. Жестокий и прямолинейный, он не мог смириться с благоразумной практичностью Гитлера и хватался за любую возможность протолкнуть свои проекты. Даже за обедом он осмеливался нарушать неписаное правило не говорить о том, что может испортить настроение фюреру. Он разработал особую тактику: провоцировал одного из гостей рассказывать ему о подстрекательских речах какого-нибудь пастора или епископа, пока Гитлер не начинал прислушиваться и требовать деталей. Борман отвечал, что случилось нечто неприятное, но он не хотел бы беспокоить Гитлера за обедом. Гитлер продолжал настаивать, и Борман притворялся, будто историю из него вытягивают клещами. Ни наливающееся кровью лицо Гитлера, ни сердитые взгляды остальных гостей не мешали ему идти к своей цели. В какой-то момент он доставал из кармана документ и начинал зачитывать отрывки из дерзкой проповеди или окружного послания епископа. Гитлер часто так возбуждался, что начинал щелкать пальцами – верный признак его гнева, – отталкивал тарелку и грозился наказать провинившегося священника. Гитлер гораздо легче сносил критику и возмущение заграницы, чем происки внутренней оппозиции. И хотя он, как правило, довольно хорошо владел собой, невозможность немедленно обрушить кару на голову отступника доводила его до белого каления.

Гитлер не обладал чувством юмора, хотя мог громко и самозабвенно смеяться – иногда до слез – над чужими шутками и даже порой корчился от смеха. Он любил посмеяться, но, разумеется, над кем-нибудь другим.

Геббельс прекрасно научился развлекать Гитлера колкостями, попутно уничтожая любых соперников в борьбе за власть. Вот один из примеров: «Видите ли, гитлерюгенд попросил нас издать пресс-релиз к двадцатипятилетию своего лидера Лаутербахера. Ну, я послал черновик текста с сообщением, что он отметил свой день рождения «в расцвете физического и душевного здоровья». Больше мы о нем не слышали». Гитлер расхохотался, а Геббельс достиг своей цели: дискредитировал зазнавшегося молодежного лидера.