Читать «Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было» онлайн - страница 7

Владимир Егоров

В-шестых, как понять московский народ? За что он был так благодарен Дмитрию, за что дал ему почетное прозвище Донского? Великий князь в донской битве сражался рядовым воином, войском не командовал и, следовательно, прозвание его Донским вообще не имеет никакого смысла. С другой стороны, если исхо­дить из того, что он был организатором и вдохновите­лем дальнего похода за Дон, то именно он ответстве­нен за то, что на Куликовом поле зазря полегли десят­ки тысяч кормильцев русских семей, а единственным видимым результатом народного подвига стало но­вое разорение московской и рязанской земель Тохтамышем. В такой ситуации скорее можно было бы ожи­дать, что «благодарный» народ дал бы Дмитрию уни­чижительно издевательское прозвище Костромского в память о том, как он отсиживался, испугавшись Тохтамыша, в заволжской глухомани. Заметим, даже пра­вославная церковь долго, очень долго отказывала Дмитрию Донскому в святости, в отличие, например, от Александра Невского. Донской был канонизиро­ван только... через шестьсот (!) лет после смерти, уже в наше время, в 1988 году.

Итак, шесть вопросов. А сколько ответов?

Авантюрный поход всеми силами за Дон сце­нарий «Руси защитник» объясняет военным гением Дмитрия Донского, который сумел все предвидеть, разумно рискнуть и не дать соединиться союзным си­лам. Ну что ж, гений так гений; победителей, как гово­рится, не судят. Хотя история, дама своенравная, не брезгует судить и победителей.

Непротивлению Тохтамышу есть два толкования. По одному из них, кстати, более позднему, Дмитрий поспешил в Кострому «собирать войска». Но почему-то не собрал. За два года до этого в считанные дни по­ставил под копье против Мамая сотни тысяч бойцов, и ни в какие тмутаракани ему для этого ехать из Мо­сквы не пришлось, а тут вдруг свет сошелся на Кост­роме. Другое толкование, более старое и восходящее еще к каким-то летописям, списывает трусливое по­ведение Дмитрия на «нежелание» воевать подвласт­ных ему удельных князей. Вот так вот случилось, что всех их, которые в общем-то и заняты были только войнами, если не считать охот да пиров, вдруг друж­но одолело нежелание заниматься своим главным де­лом, единственным, которое они умели делать. Как-то не верится. Можно понять, когда артачится один ка­кой-нибудь чем-то обиженный или обделенный фео­дал. Но когда не желают подчиняться все, то тут что-то не так. Значит, неправда не только то, что «Куликов­ская победа положила начало освобождению Руси от татаро-монгольского ига», но и то, что она «стала важ­ной вехой в процессе объединения русских земель вокруг Москвы». Не положила, не стала.