Читать «Реквием по Жилю де Рэ» онлайн - страница 76

Жорж Бордонов

Иной раз, когда я заканчивал какую-нибудь особенно трудную работу, Жиль приглашал меня отобедать с ним наедине; я усаживался напротив него, и он заводил со мной задушевный разговор. А вот на вечерние трапезы он никогда меня не звал. В каком бы из замков он ни останавливался, ужин везде проходил в тайне, причем не в столовой зале, а где-то в другом месте. Как бы то ни было, особого любопытства по сему поводу я тогда не проявлял — думал, Жилю просто нравится уединяться и ужинать у себя в покоях, подальше от помпезной обстановки трапезных и в окружении своих пажей.

— А вы их знали?

— Я уже сказал: меня настораживало, что они то и дело менялись. Иногда я задумывался, почему Жиль выбрал именно их, с чего это вдруг они стали так дороги его сердцу. Но подобные мысли приходили мне нечасто! У меня было столько всяких забот, что думать обо всем сразу просто не хватало времени. Я жил, как тот монах из Романсеро.

— А кто это, уважаемый мастер?

— Один монах, который однажды, услышав пение волшебной птицы, заснул и проспал целую сотню лет. А когда проснулся, увидел, что все вокруг переменилось и люди стали совершенно другими. Монах никого не узнал, впрочем, и его никто не признал. Эту историю Гийом де Машо переложил на музыку. Так-то вот.

— А какую птицу услышали вы?

— Самую изумительную из всех, милый Рауле, самую волшебную, имя ей — Искусство. Это жар-птица, феникс из старинных легенд. Кто услышит ее, заснет надолго, а то и навек. Нет на свете песен краше тех, что поет она. В них звучит радость и мольба. И сон, что навевает она, спасает от греха, потому как, проснувшись, человек не знает никаких других желаний и соблазнов, кроме одного — делать добро.

Однако мой сон был не такой уж глубокий, чтоб я не замечал и не слышал, что совсем рядом происходит нечто таинственное, непонятное. Сколько раз униженные крестьяне или их жены, видя во мне человека доброго и порядочного, спрашивали меня, как, мол, поживают их ненаглядные чада, которых «монсеньор де Рэ взял к себе в пажи», потому как с тех самых пор о них не было ни слуху, ни духу. Бриквиль с Сийе заявляли, будто их сыновья уже давно не служат Жилю, а, бывало, они даже не удостаивали несчастных родителей ответом. И те, не смея выразить не только протест, но даже тревогу, умоляли только ничего не сообщать монсеньеру…

К тому времени я закончил большое панно для часовни Невинно убиенных младенцев. На нем была изображена — по чистому совпадению! — рыночная площадь в Машкуле, заполненная вооруженными всадниками. Повсюду снуют солдаты — они вышибают в домах двери, отнимают у бедных крестьян детишек и убивают их прямо на месте. Окровавленные тела младенцев лежат у ног лошадей. Матери стоят на коленях и прижимают к груди своих дорогих чад. Другие со слезами на глазах молят о пощаде. Крестьяне со сжатыми кулаками вступаются за своих жен и детей и яростно отталкивают солдат. А всадники с копьями наперевес наблюдают это кровавое зрелище. За спинами рыцарей, восседающих верхом с поднятыми забралами, можно было легко узнать деревенские хижины и бескрайние, окутанные сизой дымкой машкульские просторы.