Читать «Реквием по Жилю де Рэ» онлайн - страница 64

Жорж Бордонов

Я было вступилась за Жиля. А старик все о своем: «Нет, нет, — говорит. — Он же сущее чудовище. Жестокость его не знает пределов. Он ни во что не верит, не чтит закон, всех презирает. Кроме облика, ничего человеческого в нем не осталось… из внуков только Рене мил моему сердцу. Ему завещал я шлем свой и меч… Не Жилю… а Рене…» И очень скоро после этих слов сир де Краон отошел в мир иной.

Ежели б я передала слова его Жилю, живой мне нипочем бы не уйти из Шантосе. Да и потом, не очень-то я и поверила старику. Чего хорошего, думала я, можно услышать от умирающего, который при жизни творил одно только зло. С того самого дня ноги моей больше не было в замке. А случилось это 15 ноября 1432 года.

Жиль:

— …Смерть деда огорчила меня. Но, с другой стороны, жить с ним стало совсем невмоготу. У меня к старику всегда было двоякое отношение. Я и любил и ненавидел его, то так, то эдак, но чаще всего — эти чувства во мне переплетались. Я благоговел перед ним и завидовал ему. Да он и сам был такой. Ведь это не кто иной, как дед сделал из меня грешника — подвел к краю бездны. Он лгал на каждом шагу, грешил, злодействовал и при этом хотел, чтобы я был достоин имени своего и титула. Хотя со мной дед, наверное, всегда был чистосердечен — похоже, он всю жизнь сам себя обманывал! Старик молил Небо помочь ему в дурных делах и всякий раз делал Господу богатые подношения. Он нежно любил меня и вместе с тем вводил в искушение. Делал все, чтобы погубить меня и в то же время возвеличить. Он был моим наставником и сообщником. Однако дед напрасно думал, будто я похож на него как две капли воды. Он умел обратить содеянное им зло себе во благо и всегда выходил сухим из воды. И убивал он лишь в случае крайней надобности. А мне претил всякий расчет — я убивал ради удовольствия…

— Уже в то время?

— Да. Старик это знал и корил меня нещадно.

— Значит, он поймал вас с поличным?

— Да. Когда я зарезал одного отрока — его привели, ко мне накануне. Убийство ввергло деда в ужас.

— Вы сказали — он слег оттого, что вы обошлись с ним сурово, когда он бранил вас за расточительство.

— Да, все так и было. Перед самой его смертью.

— Вас мучила совесть?

— Я был просто в бешенстве. Дед вошел и остолбенел — он был не в силах оторвать взгляд от тела, бившегося в предсмертных судорогах.

— Но, прежде чем убить, вы ведь еще и надругались над тем отроком?

— Да, с диким наслаждением. Старик сделался белее савана и весь задрожал. Такого он не ожидал увидеть никогда: перед ним разверзлась бездонная черная пропасть, в которую я катился все быстрее и быстрее. Дед грохнулся в обморок. Мы перенесли его в постель. И больше он с нее не поднялся.

— Стало быть, поэтому вы и обрекли его на полное одиночество?

— Да. И я не смел видеть его, хотя он угасал с каждым днем. Я ждал, когда он наконец умрет, и боялся, что это вот-вот случится. Боялся и ругал себя. Увы, смерть деда освободила меня от последних оков! Освободила от невыносимого старческого взгляда. Горе мое заглушала смутная, зловещая радость. Вот как все было, к моему прискорбию!