Читать «Взрывные воронки» онлайн - страница 14

— Что он сказал, когда повел тебя на рынок? — продолжаю я.

— Мама плохо себя чувствовала, — говорит девочка. — Мы должны были купить ей лекарство и цветы.

— И ничего больше? Она пожимает плечами.

— И вы не говорили о том, что собираетесь в другое… лучшее место?

Я не знаю, как правильно подобрать слово. Я мало знаю о девочке и о ее прошлом, поскольку провести тщательное расследование было невозможно. Я не знаю, исповедовала ли она христианство, ислам или иудаизм, поскольку на том рынке покупали товары приверженцы этих трех религий. Я даже не знаю, какой она национальности, поскольку в таких лагерях любят соблюдать секретность, насколько это возможно.

— Нет, — говорит девочка.

— Отец не сжимал тебя в объятиях? Не говорил, как он тебя любит? Не вел себя как-то странно?

— Нет.

— А мама?

— Нет!

— Может быть, они говорили тебе, что ты особенная? — допытываюсь я.

Она снова смотрит на меня. Хмурит брови, между шрамами пролегает новая черточка.

— Да.

— Что они тебе сказали? — Мое сердце начинает колотиться. Девочка пожимает плечами.

— Все в порядке, ты можешь мне сказать, — прошу я. Она прикусывает нижнюю губу. Очевидно, такой вопрос ей

задавали не часто.

— Особенная, — говорит девочка, — потому что я одна такая.

— Какая такая? — спрашиваю я.

— Такая, которую они всегда хотели.

Я на мгновение прикрываю глаза, стараясь ухватить суть, понять контекст.

Девочка видит мою растерянность. Краска заливает ее щеки, и я думаю, что, возможно, рассердила ее.

Тогда ко мне возвращается страх, странное чувство. Страх — дважды за один день, я не испытывала его многие годы. Я боюсь искалеченной шестилетней девочки.

— Мой папа говорил, что я само совершенство. Поэтому они хотели только меня. Только меня. — Ее голос звенит, и она что-то сжимает в ладони.

В дверях появляется санитар. Он печально смотрит на меня. Я встаю. Мое время истекло. Когда я выхожу, он говорит:

— Она только ребенок, принадлежащий к миру, который осудил ее на это. Родители старались научить ее быть доброй.

— Вы так думаете?

— Вы не первая, с кем она разговаривала, — отвечает санитар. — Следователи, чиновники — все стараются переплюнуть друг друга. Никто из вас как будто не помнит, что она одинокая маленькая девочка, терзаемая болью… И кто вас поймет, почему вы считаете, что она — зло…

Я смотрю на девочку через плечо. Нижняя губа ее дрожит, но глаза сухие.

Я хочу еще о многом спросить ее, но санитар меня не пускает.

Здесь для меня все кончено. Я надеялась найти нужные мне доказательства. И вместо этого нашла девочку, чьи родители говорили ей, что она особенная — особенная, потому что она их единственное дитя? Или потому что они вживили в нее микросхему со взрывчаткой и таймером?

Или и то и другое?

9:15. СЕТЕВОЕ СООБЩЕНИЕ МАРТЫ ТРУМАНТЕ.

СМЕРТНИКИ. ЧАСТЬ 5

Теракты в Париже стали первыми и последними, когда несколько детей взорвались в одном и том же месте и в один день. С тех пор взрывы происходили в любое время, в разных точках, разбросанных по всему земному шару, и они поражали тысячи мишеней, некоторые из них были крупными, как Эйфелева башня, другие обманчиво маленькими, приютившимися в трущобах.

Эти взрывы придали убедительности слухам, будто дети и их родители — всего лишь невинные жертвы фанатиков, обманом внедрившихся в медицинские учреждения, и бомбисты на самом деле не совершают актов суицида. Как будто доктора и сестры подкладывают эти микросхемы со взрывчаткой при процедуре вживления обычных чипов — например, чипа идентификации ребенка или стандартного чипа оповещения родителей, встраиваемого каждому новорожденному младенцу. А эта процедура узаконена более чем в ста двадцати странах.

Но в больницах утверждают, что их персонал тщательно отбирается и проверяется, каждый чип тестируется, каждая микросхема имеет свой идентификационный номер и устроена так, что ее перемещение в пространстве можно отследить.

Ни один из чипов, обнаруженных при множестве взрывов после тех памятных событий в Париже, не имел этих идентификационных номеров. Однако слухи не утихают. Намного проще обвинять во всех бедах безымянных и безликих мерзавцев, прячущихся в системе медицинского обслуживания, чем родителей, которые сознательно заплатили кому-то, чтобы в организм их ребенка была помещена бомба. Бомба, которая спокойно ждет своего часа, пока отец и мать кормят, одевают и растят этого ребенка.

Привязываются к нему.

Обращаются с ней, как с обычной девочкой.

Говорят, что любят ее.