Читать «Зяблики в латах» онлайн - страница 60

Георгий Давыдович Венус

Я вновь опустился на подушку. Закрыл глаза.

…Буйные за стеной гудели до вечера.

— Костя, — входя утром в палату, сказала сестра вихрастому мальчику. Попей чаю, Костя.

Но вихрастый мальчик уже устанавливал на столе нательную иконку апостола Иоанна.

— О чем это вы, Костя? — спросил я, протягивая руку за высокой жестяной кружкой.

Костя поднял черные, чуть раскосые глаза и долго, точно испытующе смотрел на меня.

— Влади-миир кня-ааазь!.. — устало сдавал высоты одинокий голос за стеною.

— Костя, о чем вы?

— Не надо громко!.. Тише! Об этом громко не надо!.. Испуганный шепот Кости срывался на юношеский, надтреснутый басок:

— Тише!.. Вначале было… Но тише… — слышите?.. Вначале было слово… и слово было у Бога, и слово было Бог… — Глаза его расширились и уже перестали казаться раскосыми. — И все через него начало быть, и без него ничто не начало быть, что начало быть… и разве Бог не может отвести норд-оста?

С ледяных сосулек за рамами окон сбегали быстрые капли. Синее небо наползало на стекла.

— Влади-мииир кня-ааазь! — утопал в тишине голос за стеною.

Через несколько дней я узнал от сестры фон Нельке, так звали высокую, белокурую сестру, что Костя, бывший вольноопределяющийся Деникинского конвоя, уже третью неделю ждет отправки в Крым к матери. Отправить его не могут, и на все вопросы говорят о свирепствующем якобы над Новороссийском норд-осте, который — «Да пойми ж, Костя!» — мешает пароходному сообщению по Черному морю.

— …И слово было у Бога, и слово было Бог, — убрав иконку, уже каждый вечер склонялся с тех пор надо мной Костя. — И всё…

А за Костей, койкою дальше, тоже каждый вечер, приподняв одеяло коленями, онанировал худой и тощий военный чиновник, сжав зубы, как испуганная лошадь.

Прошло около двух недель.

Я уже встал и ходил по палате, опираясь только на палку.

— Лейб-гвардии Преображенского полка полковник Курганов, — подошел ко мне однажды всегда выбритый больной, куривший тонкие папиросы.

— Скажите, разве это не без-зо-образие! Его императорское величество, голос его стал торжественным, — государь император Николай Александрович всемилостивейше соизволил мне… доверить… воспитание его императорского высочества наследника-цесаревича и великого князя Алексея Николаевича, а эти, — он кивнул на дверь, — эти остолопы гвардии Керенского не доверяют мне, — на минуту он замолчал и вдруг презрительно улыбнулся, — даже бритвы!.. Подставляю лицо всякому мужлану!

— Э-э, чего там, полковник! Курить хотите? — подошел заросший бородой вахмистр-паралитик.

Складки около рта полковника радостно побежали вверх, но брови сразу же вновь сдвинулись и складки заострились книзу.

— Ваше высокоблагородие, а не полко… Я отошел.

— …Курю только с мундштуком в девять сантиметров. Заметьте!.. Его императорское величество…

Дальше я не разобрал. Я стоял уже возле Кости.

Костя крестился. Чиновник-онанист рядом с ним ласково гладил кошку, свесив с постели желтую, костлявую руку.

— Хотите погулять, поручик? — подойдя, спросила меня сестра фон Нельке. — Вам разрешено. Хотите?..