Читать ««Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии» онлайн - страница 209

Изольда Иванова

Работали в лесу, на трех дорожных участках, по 70 человек в команде. Строили дороги, связывающие фронтовой район стылом. На фунтовую дорогу укладывались толстые бревна, которые на стыках крепились металлическими скобами. Сверху настилали поперечные бревна потоньше; те, в свою очередь, крепились продольными. Рабочая сила — бесплатная, лес — тоже даровой.

Однажды напарник по лесоповалу Алексей Карпов сказал: «Бежать надо. С одним дружком я договорился. Хочешь — присоединяйся».

— В лесу убежать от охраны не проблема. Куда потом?

— Я из Чудова, в этих краях знаю каждый куст…

Вечером Алексей познакомил меня с Николаем Каменским — артистом Московской филармонии, который до плена был замполитом армейского госпиталя 2-й ударной. Мы все обсудили и наметили побег на 25 июля.

Замысел удался. При падении подпиленной сосны мы нырнули в густой ельник и… были таковы. Два часа шли без передышки в направлении Синявинских болот. День выдался знойный, духота, слепни одолевают.

— Передохнем малость, — предложил Каменский, лизнув потную ладонь.

— Километра через четыре — болота, воды — хоть залейся, — сказал Карпов.

Приземлились под кроной огромной ели, лежим блаженно. Вдруг… лай овчарки и голоса: «Комм… абкерен… Вилли — нахлинкс».

В считаные минуты нас окружили два десятка немцев с собаками. Собаки рвутся с поводков, отпусти их — мы бы за одну минуту превратились в бесформенную массу.

— Мус! Форвертс! — скомандовал нам рыжий верзила.

Вели лесом. Часа через полтора доставили в воинскую часть на окраине леса.

— Вер зиндзи? — спросил нас через переводчика немолодой гауптман с плоским лицом.

— Мы русские военнопленные, бежали из лагеря, — за всех ответил Каменский.

— Где находится ваш лагерь?

— В д. Дмитровка.

— Кто комендант лагеря?

— Унтер-офицер Бах, — отвечал Каменский.

Нас водворили в пустой блиндаж, у входа поставили часового.

— Пить, тринкен битте, — попросил его Каменский.

— Мус вартен (надо подождать), — строго ответил часовой. Под вечер, к нашему немалому удивлению, молодой солдат принес ужин. Каменский снова попросил воды.

«Их ферштее», — доброжелательно отозвался юноша и через минуту притащил целое ведро воды. Мы припадаем по очереди к ведру, жадно пьем. Испытав много унижений от фашистов, мы почувствовали, что этого юношу еще не коснулась нацистская зараза.

Он доверительно рассказал нам, что зовут его Феликсом, он из Ганновера, где учился в консерватории. В десять вечера Феликс заступил на пост часового у нашего блиндажа. Он угостил нас сигаретами. Выкурив сигарету, Каменский вполголоса запел: «Сижу за решеткой в темнице сырой». Голос у него был чистый и мягкий, песня так и брала за душу.

— Нох… пожалует, карош, зинген зи битте, — попросил еще спеть Феликс. Каменский спел романс на слова Гейне. Феликс был окончательно потрясен.

Незадолго до своей смены он рассказал нам на смешанном наречии, помогая себе жестами, что мы задержаны совершенно случайно, — искали трех парашютистов, сброшенных в тот самый квадрат леса, где мы решили отдохнуть. Гауптман уже послал мотоциклиста в наш лагерь, где наши показания подтвердились.