Читать «Бумажныйй театр» онлайн - страница 88

— Жарко, — сказал он и снял кепку.

— Да, — сказал другой и скрестил длинные ноги.

С этими словами высокий мужчина достал часы из кармашка жилета, одетого под пиджак, несмотря на жару. Часы были раскаленными, но шли. Он посмотрел, который час, защелкнул крышку и вернул их в карман. Другой мужчина повернул голову и посмотрел на большие, в черном корпусе станционные часы, которые неутомимо тикали, перемалывая мгновения, словно зерна. Сквозь застоявшееся затхлое время прорывался хор сверчков.

— Его нет.

— Да, пока нет.

После этих слов низенький мужчина вытащил из кармана фляжку с водой и сделал глоток. Другой посмотрел на пыльные станционные цветы, висевшие в кашпо.

— Я думаю, вот-вот будет, — сказал он.

— Да.

Из пространства над извилистым железнодорожным путем послышался далекий гудок. Когда поезд прибыл, тот, что был в кепке, вошел в полупустой вагон третьего класса, а тот, который выше ростом и с крахмальным воротничком, в пустой вагон второго класса. Так оба они уехали в Кладно.

— И?

— Это все.

— Издеваешься?

— Вовсе нет. Это правда. Один из них был Франц Кафка (1883–1924), автор «Процесса», а второй, тоже из Праги, Ярослав Гашек (1883–1923), создатель бравого солдата Швейка.

Сантьяго Казарес Хил (ИСПАНИЯ)

С. К. Хил — псевдоним писателя, который жил в Сарагосе и писал рассказы, эссе и воспоминания. Его в конце XX и начале XXI века печатали мадридские издательства «Анаграмма», «Эспаса кальпе» и «Акал литерариа». Он не придавал особого значения своим книгам («Безбрежное лето» и «Потерянный взгляд») или эссе, среди которых есть и одно о Гойе. Гораздо больше значили для него его суки породы русская борзая, он самолично помогал им щениться. А в беседе с корреспондентом мадридской «Эль мундо» он сказал, что его любимое занятие — компьютерная графика.

ОДНАЖДЫ ФРАНСИСКО ГОЙЯ…

Однажды Франсиско Гойя, известный придворный художник, дольше, чем обычно, задержался в своей мастерской и задремал. Во сне он погрузил бобровую кисточку в желтую краску, лежавшую на палитре из севильского стекла, как вдруг увидел какое-то странное существо, которое свалило подрамник с натянутым на него холстом, оказалось рядом с художником и принялось его душить. Картина была «Тавромахия», заснул он в Бордо, а во сне дело происходило в Сарагосе.

— Кто ты? — У Гойи хватило сил только на этот короткий вопрос, потому что к языку его, казалось, была привязана живая ворона. — Кто ты? Кто ты? — умоляюще повторял художник, едва ворочая языком, потому что ворона начала хлопать крыльями.

Тут чудовище из сна перестало душить его и сказало: