Читать «Охота на дракона (сборник)» онлайн - страница 11

Евгений Дрозд

С точки зрения эволюционной теории Дарвина, на которую опирается Ефремов (автор диссертации “Эстетические отношения искусства к действительности” не мог еще ее знать), человеческая красота выступает генеральным критерием прекрасного в природе постольку, поскольку является высшей ступенью общебиологической целесообразности. Чернышевский комментирует замечание Гете о том, что природа редко создает совершенные образцы человеческой красоты, в том духе, что ей нужно “сохранение” своих творений, “а не собственно красота”. По современным же представлениям, красота и есть “сохранение”, но как результат прогрессивного процесса творений природы, а не какая-то окончательная “образцовая” форма.

У вымерших гигантских ящеров, говорит Ефремов в романе “Туманность Андромеды”, “увеличение мускульной силы вызывало” линейное “утолщение костей скелета, подвергавшихся большой нагрузке, а увеличившаяся тяжесть скелета требовала нового усиления мышц” (3 II, с. 107) и т. д. Только человеку “с его прекрасным, позволяющим изумительную подвижность и точность движений телом” (3 II, с. 107) удалось избежать в процессе эволюции подобных тупиков. Природа нашла в человеке наибольшее равновесие противоречиво направленных приспособительных механизмов. “… Чем труднее и дольше был слепой эволюционный путь отбора, — размышляет один из героев “Туманности Андромеды”, — тем прекраснее получались формы высших, мыслящих существ, тем тоньше была разработана (природой, — А. Б.) целесообразность их приспособления к окружающим условиям и требованиям жизни, та целесообразность, которая и есть красота” (3 II, с. 143).

“…красота стоит на службе естественного отбора и отражает безукоризненное функционирование организма (3 II, с. 6). Приводя в предисловии к переизданию романа “Лезвие бритвы” этот вывод испанского зоолога Ф.Родригеса де ла Фунте, Ефремов с сожалением писал, что аналогичные наблюдения естествоиспытателей не привлекли внимания эстетиков и искусствоведов. Плодотворность понимания прекрасного как естественно целесообразного открывается многосторонней философской мысли. Только такой подход способен дополнить традиционно гуманитарный горизонт эстетики фактами, выводами и, главное, диалектическим методом естественных наук. Проблема прекрасного, — вероятно, уникальный по своей сложности перекресток, на котором переплелось множество ветвей обществознания и природознания. Говоря словами Ефремова, сказанными в другой связи, подлинное познание этой проблемы “невозможно в цепях односторонней и опасной логики… узких научных дисциплин”.

Тезис Чернышевского “прекрасное есть жизнь” Ефремов подтверждает такой системой “подробностей”, которая обновляет представление о жизни. Его концепция красоты побуждает видеть жизнь прежде всего в противоречивом процессе возрастания целесообразности. Чернышевский не применял диалектику как логику познания. Ефремов исходит из того, что “прекрасное есть жизнь” не только как проявление материи, но прежде всего как движение — от низших форм к высшим, от неживого к живому, от индивидуально-биологического совершенства к общественно-разумному.