Читать «Солнечная» онлайн - страница 31

Иэн Макьюэн

Самолет взял курс на север, и Биэрд, у которого в ушах еще звучали приветствия коллег, твердо решив быть серьезным, принялся читать в журнале дурно иллюстрированную статью о фотонах и антиматерии. Не прошло и пяти минут, как сердце тихонько екнуло в ответ на сигнал: Сопряжение Биэрда – Эйнштейна, полностью, в скобках.

Не конденсат Бозе – Эйнштейна, не парадокс Эйнштейна – Подольского – Розена, не чисто Эйнштейн, а подлинное оно, и от простой этой радости его еще сильнее потянуло к тележке, находившейся все еще в двух с половиной метрах. Он прекрасно сознавал уникальность случая, благодаря которому самокат или, лучше, трехколесный детский велосипедик его таланта припрягся к Джаггернауту всемирно-исторического гения. Эйнштейн перевернул представления человечества о свете, гравитации, пространстве, времени, материи и энергии, основал современную космологию, говорил о демократии, о Боге или Его отсутствии, доказывал необходимость Бомбы, а потом ее запрещения, играл на скрипке, ходил под парусом, рожал детей, отдал премию первой жене, изобрел холодильник. За Биэрдом не числилось ничего, кроме Сопряжения, вернее, его половины. Как потерпевший кораблекрушение, он уцепился за единственную доску и считал себя избранным. Как это произошло? Может быть, правда, что в комитете шли бурные споры о трех главных кандидатах, и в итоге он остановился на четвертом. Вне зависимости от того, как именно всплыла фамилия Биэрда, общее мнение склонялось к тому, что настала очередь британской физики, хотя в некоторых профессорских кое-кто ворчал, что комитет, придя к компромиссу, перепутал Майкла Биэрда с сэром Майклом Бердом, талантливым пианистом-любителем, который занимался нейтронной спектроскопией.

Если оставить в стороне эти кривотолки, каким блаженством были те месяцы неистовых вдохновенных расчетов и перепроверок в старом доме приходского священника среди меловых холмов на юге Англии под аккомпанемент жалоб его первой жены Мейзи и беспрерывные вопли неразличимых младенцев в комнате соседей. Какое чудо сосредоточенности. Так давно, так трудно вспомнить увлеченного человека, каким он когда-то был, и саму ткань тогдашнего существования. Иногда казалось Биэрду, что он всю жизнь выезжал на том, что было создано безвестным молодым человеком, физиком-теоретиком, гораздо более умным и преданным науке, чем он. Биэрд вынужден был признать факт – тот двадцатиоднолетний физик был гением. Но сам-то он где? Неужели он тот же Майкл Биэрд, чей доклад в 1972 году привел Ричарда Фейнмана в такой восторг, что знаменитый физик прервал заседание Сольвеевского конгресса? Неужели кто-то еще помнит тот «волшебный момент», кому-то есть до него дело? Что до тех вопивших близнецов, то в прошлом году у одного была свадьба, и Биэрд видел обоих: толстые парни под тридцать, один – зубной врач, другой – менеджер инвестиционного фонда, оба одинаково напыщенные. Сверстники Сопряжения.

После напитков, обеда и опять напитков журнал соскользнул с его колен, и, уставясь на кнопку, скреплявшую чехол подголовника перед собой (место у окна ему не досталось), он погрузился в привычные мечта. Патриция была не единственным их сюжетом, и он воспринял это как признак душевного выздоровления. Ему прислали краткие биографии и фото людей, которые будут жить с ним в замерзшем фьорде, и ему понравилась улыбка художницы-концептуалистки, чье имя, Стелла Полкингхорн, было даже ему знакомо. Последняя шумиха вокруг нее была связана с нарушением авторских прав, но дело до суда не дошло. Для галереи Тейт-Модерн она построила в увеличенном масштабе игру «Монополия», разместив ее на спортивном поле в Катфорде. Каждая сторона доски была длиной в сто метров, по ней можно было гулять, заходить в дома почти натуральной величины и, сравнивая обстановку на Парк-лейн и Олд-Кент-роуд, убеждаться в несправедливом распределении богатства. В пустых богатых домах Мейфэра – гобелены, гравюры Дюрера, бутылки из-под шампанского, а на Олд-Кент-роуд, у бедняков Ист-Энда – пакеты от картошки и гамбургеров, брошенные шприцы, мыльная опера по телевизору. Кубики были два метра высотой, карточки Коммьюнити-чест клал на место подъемный кран, потрепанные банкноты из фанеры были сложены на траве неустойчивыми двадцатипятиметровыми штабелями. В целом – обличение культуры, помешавшейся на деньгах. «Идите не проходите» восхваляли, поносили, фотографировали с воздуха пассажиры самолетов, снижавшихся к Хитроу. Дети ватагами носились по доске, заползали под фишку в виде шляпы. Создатели игры подали было иск, но забрали обратно ввиду общественного презрения и роста продаж. Ассоциация местных бизнесменов на Олд-Кент-роуд тоже подала в суд, не то сказала, что собирается подать, и все заглохло.