Читать «Любовь и смерть Ивана Чагина» онлайн - страница 14

Собравшись уходить с высокого крыльца, Чапаев надевал папаху. Красноармейцы просили рассказать, какая будет жизнь в будущем. Мужчина терялся, но его просили. Он сдавался.

— Я эту жизнь тоже не видел. Батрачил с топором. В окопах кормил вшей. В новой жизни у ваших детей будет всё, что пожелают, только работай. У буржуя сто коров и двести жеребцов. Так не должно быть. …И земля будет у каждого, по едокам нарезана.

Слушал Иван наивного оратора, видел горящие глаза мужиков и начинал утверждаться в том, что нельзя жить по-старому. Вечером в театре попросили Чапаева бойцы сплясать. Он по-детски смущался, как и тогда, в конце митинга. Но вышел на круг. А плясал здорово. Горячими глазами следили за его ногами и руками бойцы. Влезали на сцену, чтобы показать свои коленца, чтобы их тоже запомнили, чтобы они остались в памяти. Впереди бои, впереди смерть и кровь. Они презирали смерть. Презирали молча. А Иван боялся, что его страх могут увидеть и тогда поймут, что он идёт воевать не за себя, а просто — за то, что так нельзя дальше жить. Чагины не голодали, было что надеть, чем гостей принять. Многие мастеровые жили хорошо в своих домиках, держали хозяйства. Но не у всех были гуси и утки, садики и луковые грядки. Иногда стыдился своего достатка, видя, как одет его друг, что ест его семья по праздникам. Понимал, что глубокая трещина неравенства делит общество на два непримиримых лагеря. Иначе решили жить люди. Начали строить новый мир. В опасности молодая республика, со всех сторон её обложили, вот-вот порвутся фронта. Нельзя стоять в стороне, выжидая, выкраивая, где лучше и слаще. Нужно становиться в строй, нужно учиться метко стрелять, далеко бросать бомбы. Об этом говорил его лучший друг Степан Дудкин, показывая, как обращаться с винтовкой, как устанавливать прицельную рамку.

Екатерина Дмитриевна смотрела на Чагина своими козьими глазами и чувствовала, что нет его рядом, витает он в глубинах своей памяти, ворошит её, словно золу в потухшем костре, который продолжал его греть.

Походит Пожарская на ту, которая приходила в снах. Помнил, как бесстыдно обнимала его. Иван не хотел просыпаться. Не хотел покидать свою египтянку.

4

Осень кончилась, а зима где-то запозднилась. Это было не бабье лето, но в голубом бездонном выцветшем небе гуляли гусиные клинья, а шёлковые нити паутин по утрам украшали мелкие шарики серебряных бусин. Каждое утро спешит Иван на свою новую работу, как на праздник. Учится ремеслу журналиста, переписывает старые заметки, очерки. И, кажется, что завтра напишет вот так — хлёстко и звонко. Екатерина Дмитриевна будет сражена его умением. Он показывает ей материал, который писал дома под чакание ходиков и мурлыкание котика, забравшегося к нему на колени. «Он лечит тебя, — говорит тётя. — Они очень умные. В Древнем Египте кошек очень почитали, считая за верховное божество…»

— Сухо и протокольно, — мягко проговорила Пожарская, глядя ему в глаза. — Вы пишите о живом человеке. Не говорите, что он красив, а покажите мне его красоту. Покажите его поступки, опишите его дела. Как он говорит. У каждого человека свой словарный запас. По одному слову можно понять, кто перед вами — столяр или плотник, кузнец или секретарь думы. Покажите, как он общается с товарищами, каким становится лицо при виде злостных врагов…