Читать «Мы встретились в Раю...» онлайн - страница 5

Вот это тоже хорошо: названия станций как на подбор: «Площадь Свердлова», «Проспект Маркса», «Дзержинская». Впрочем, тут не его заслуга: простой натуралистический снимок с фантастической реальности Московского метрополитена. Вообще говоря, для сна можно стасовать эту реальность как угодно — вряд ли только получится удачнее.

Стойте! закричал он и замахал руками переполовиненному стеною кабины, в черной с золотом форме, помощнику машиниста. Подождите! Тот скользнул взглядом мимо, повернул голову к напарнику и, громко сказав ВПЕРЕД! захлопнул на ходу дверцу. Снова, хоть вроде были и впереди, промелькнули те два лица без лиц, и поезд, обдав затхлым ветром и нестерпимым металлическим скрежетом, скрылся во тьме тоннеля, оставил от себя только два багровых пятнышка, две капельки крови на черном бархате.

Они уменьшались, переключая по пути зеленые светофоры на красные, пока и вовсе не скрылись за поворотом. Потом тьма стала полной…

Что ж. И закончили недурно. Эмоционально, с многоточием…

3.

Неохота писать о тюрьме, оказавшись в тюрьме, как, попавши в дерьмо, смаковать не захочешь в дерьме филигранность букета, но, куда ни воротишь покуда заносчивый нос, — до параши три шага, соседа замучил понос: за букетом победа. Третьесортной гостиницы номер: пожестче кровать, ночью света не выключить, днем не положено спать, да решетка в окошке. Впрочем, тоже и вольные граждане: в страхе ворья, если первый этаж, доброхотно окошки жилья решетят понемножку. Снова стены. Прогулка. Пространство четыре на шесть и свободное небо. Свободное… все-таки есть над бетонной коробкой череда ячеи, сквозь которую сеется снег, а над сетью, и снегом, и небом торчит человек, именуемый попкой. На четвертые сутки приходит потребность поесть с тошнотой поперек: организма законная месть за балованность прежде. Организм оптимист: мол, недельку помучимся, две — и домой. Но покуда хватает ума голове не сдаваться надежде. Каждый новый подъем принимаешь за новый арест, ибо сон как-никак, а относит от тутошних мест (что ни ночь, правда, — ближе). Исчезают вопросы о Родине, о Языке, и одна только фраза болтается на языке: оказаться б в Париже! Нету точки на свете, чтоб дальше была от Москвы, чем Лефортово. Ах, парадокс! — парадокс, но увы: до любой заграницы дозвониться хоть трудно, а все-таки можно, а тут не ведет межгородная счет драгоценных минут, тут уж не дозвониться. Вот такая гостиница. Бабы за стенкой живут, а что в гости не ходят, а также к себе не зовут — и на воле бывает целомудрие твердое. Так, понемногу, шутя, и к тюрьме, и к тюрьме человек привыкает. Хотя грустно, что привыкает, —