Читать «Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно»» онлайн - страница 205

— Видел я этих братыв-белорусив, — ворчал он.

Как я понял из его рассказа, в июне 1941 года ему пришлось выходить из окружения. Прошел он пешком от Пинска до Гомеля. Как только их колонна покидала какое-нибудь село, то из крайних хат им в спину обязательно раздавались выстрелы.

Нет, отец не ненавидел белорусов. Он прекрасно понимал, что отступал он по территории, по которой совсем недавно прошли доблестные органы НКВД, залившие Белоруссию кровью ни в чем не повинных людей, но стреляли-то не в них, а в Красную Армию.

Я сознательно не буду рассказывать об армии генерала Власова, так как это отдельная огромная тема.

В советской историографии принято широко цитировать мемуары Ф.В. фон Меллентина, но за исключением вот этого абзаца: «Весной 1943 года я собственными глазами наблюдал, как немецких солдат, как друзей, встречали украинцы и белорусы. Вновь были открыты церкви. Многие крестьяне, насильно загнанные в колхозы, надеялись вернуть свои земельные наделы. Население мечтало освободиться от постоянного страха быть сосланным в лагеря, в Сибирь. Допросы тысяч военнопленных и долгие беседы с многими из них убедили меня, что простой русский человек не верил коммунистической партии; очень многие просто кипели ненавистью к партийным функционерам. Нашлись тысячи украинцев и белорусов, которые даже после трагических отступлений немецких войск зимой 1942/43 года взяли в руки оружие, чтобы освободить Россию от коммунистического рабства.

Было интересно наблюдать, как политические деятели Германии вели себя в подобной ситуации. Гитлер освободил русских от довлевших над ними коммунистов-комиссаров, но вместо них поставил своихрейхскомиссаров. Так, украинцы испытали на себе тяжелую руку гауляйтера Коха, вызвавшего всеобщую ненависть. Колхозы на завоеванной нами территории оставались; они лишь были переименованы в общины.

Было лишь разрешено формирование нескольких дивизий из местных казаков и украинцев, впрочем, с большой неохотой. Короче говоря, русским было позволено быть только «Ніwi» (От немецкого «Hilfswilliger» — доброволец), но это не накладывало на наших политических деятелей никаких обязательств. Вместо ссылки в Сибирь тысячи русских мужчин и женщин были отправлены в Германию…

Таким стало «освобождение» людей, многие из которых приветствовали немецких солдат как друзей и благодетелей» [117, с. 247].

У нас в Крыму почему-то не принято говорить о находившихся на службе вермахта эскадронах кубанских казаках, которые доставили ох сколько бед крымским партизанам. Именно кубанскими казаками был вырезан партизанский госпиталь в Васильковской балке. Но разве что ленивый не вспоминает о «татарских добровольцах».

Давайте, наконец, затронем эту тему и мы. Сравнивая с тем, что творилось на огромных просторах Советско-германского фронта, я с чистой совестью заявляю, что в Крыму в октябре 1941 г. никто не стрелял в спину бредущим в горы солдатам и матросам. Хлебом делились, барашков для них резали — это было.