Читать «Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно»» онлайн - страница 202
Владимир Поляков
Когда я служил на Тихоокеанском флоте, то судьба забросила меня на уборку целинного урожая в Кустанайскую область. В нашей автороте было сто транспортных автомобилей, бензовоз, ВАРМ и моя водовозка. В силу того, что «без воды и ни туды, и ни сюды» я был личностью в роте известной. Собрали нас со всех частей авиации Тихоокеанского флота. Призывались ребята, как правило, с Урала, Сибири, Средней Азии. Никого из земляков я, к сожалению, так и не нашел, как вдруг узнаю, что сержант Алиев, оказывается, родился в Алуште. Я в ту пору был молодым матросом, сержант Алиев — «краб» — старослужащий. При встрече я поинтересовался, правда ли, что он из Алушты? Алиев удивленно взглянул на меня.
— Да!
Дело в том, что мой друг по автотехникуму Коля Беликов был из Алушты, и я часто бывал в его алуштинской компании. Я стал расспрашивать об алуштинских ребятах, жонглировал их именами: Бен, Бил, но, к моему изумлению, Алиев никого из них не знал. Он даже не понял, как это можно ездить в Алушту на троллейбусе?
Только тогда до меня дошло, что передо мной стоит крымский татарин. Первый крымский татарин, которого я видел в своей жизни.
После этого при встрече мы всегда подчеркнуто обращались друг к другу, как земляки, но всегда я испытывал неуловимое какое-то чувство.
Впоследствии я прочитал у Александра Твардовского:
По-видимому, это все же было — чувство вины! Которое впервые зародилось тогда, в 1966 году, и не покидает меня и сегодня.
В те, уже далекие 70-е годы в Крыму не проживало ни одного бывшего партизана из числа крымских татар. Возникала ли крымско-татарская тема в тех моих встречах? Да! Запомнилось несколько эпизодов.
Однажды я напрямую спросил о крымских татарах Николая Дмитриевича Лугового. Ответ был приблизительно такой.
— Мы знали, что в случае войны найдутся люди, которые будут против Советской власти, но то, что крымские татары окажутся среди них — было для нас полной неожиданностью. Поразило и то, что на первом этапе это приняло действительно массовый характер.
На мой вопрос, были ли в его отряде крымские татары, он ответил утвердительно. Мне запомнился его рассказ о Сене Курсеитове. По словам Лугового, всеобщем любимце, который, к сожалению, погиб. Как я потом понял, Сеня Курсеитов — это Сейдали Курсеитов.
Луговой определенно не был татарофобом. В его речи часто мелькали татарские словечки или обороты.
— А, Мазанча пришла! — услышал я, когда он однажды встречал кого-то в дверях квартиры.
Мазанча — это, оказывется, жители Мазанки.
Памятник погибшим в Васильковской балке мы поставили, и партизанская тема из моей жизни ушла куда-то в глубины памяти.
Чтобы закончить рассказ об этом периоде, добавлю, что в те годы мне вдруг вручили удостоверение и значок «Крымский партизан», который я, естественно, никогда в жизни не надевал.