Читать «Том 23. Статьи 1895-1906» онлайн - страница 162

— Что скажете? — спросил я.

Она улыбнулась такой измученной, растерянной улыбкой. Потом виновато развела руками и торопливо, негромко заговорила надсаженным, вздрагивающим голосом:

— Я, видите ли… проститутка. То есть не совсем, но уж… всё-таки уж… Я… недавно отравилась… нашатырным спиртом… Лежала в больнице…

Слова её рваной речи как-то прыгали одно через другое, и глаза тоже прыгали из стороны в сторону. Глядя на неё, слушая её речь, невольно думалось о её сердце. Оно представлялось сжатым от страха в маленький комок, покрытым нарывами, исцарапанным, и оно едва смело дышать.

— Я выздоровела… — виновато опуская голову, сказала девушка и тихонько добавила:

— Меня теперь хотят судить за это…

Она выразилась неточно: судить её хотели не за то, что она выздоровела, — это ещё не принято у нас, — а за покушение на самоубийство.

Мы разговорились. Она, оказалось, выпила на двадцать копеек нашатырного спирта и подлежала духовному суду. Я попросил её рассказать, что побудило её убить себя. Она стала рассказывать, а я слушал и думал:

«Вот теперь Лев русской литературы могуче рычит на весь мир о жизни и страданиях Масловой, и публика с наслаждением слушает речь пророка… Если б одна из подруг этой Масловой рассказала о своей жизни своими словами — это, быть может, ещё несколько увеличило бы интерес общества к погибающим людям, к этим женщинам, которые ему необходимы, но почему-то так жестоко презираются им… За что презираются?.. Они служат безропотно… Не возмутится ли, не оживёт ли чья-либо омертвевшая совесть при звуках этой речи со дна жизни, из самой густой грязи её? К рассказу гения о проститутке прислушиваются даже глухие от рождения души, — пусть же они выслушают ещё раесказ самой проститутки, нечто прямо из её уст… Если рассказ её будет только лишь горькой отрыжкой тех поцелуев, которыми мы, пьяные и слюнявые, награждали её долгие годы, — и то хорошо! Быть может, кто-нибудь почувствует отвращение к себе, — устыдится… быть может, чувство стыда будет для иного человека рычагом, а этот рычаг приведёт в движение другие, творческие, чувства — любовь, гнев, месть. Ибо за поругание ближнего — надо мстить…»

Девушка оказалась грамотной, и я предложил ей написать историю её жизни, рассказать, как она додумалась до необходимости умереть…

Сначала она всё смеялась, не веря мне, что найдутся люди, которые прочтут написанное ею. Наконец я уговорил её, и вот дня через два она принесла мне несколько листов написанной бумаги. Она написала свою повесть довольно грамотно и связно. Я не учил её, как нужно писать, и не исправлял её рассказа, лишь вставил в него несколько слов для того, чтоб связать отдельные фразы и сделать курсивы.