Читать «Гримус» онлайн - страница 3

Нужно сказать, что Взлетающий Орел был человеком добрым и неплохим; тем не менее довольно скоро на его плечи предстояло лечь ответственности за изрядное количество смертей в К. Так же как и второй мужчина на берегу, Взлетающий Орел пребывал в здравом уме, а вторым мужчиной на берегу в тот момент был не кто иной, как мистер Виргилий Джонс.

Взаимоотношения Виргилия Джонса и Долорес О'Тулл имели своеобразные печальные особенности: они были влюблены друг в друга, но выразить свою любовь не могли. Их любовь не была прекрасной, поскольку и он и она отличались особенным уродством. Выражению нежных чувств с той и другой стороны мешало то, что души обоих были чрезвычайно глубоко ранены предыдущим опытом и свои чувства они предпочитали лелеять в укромной глубине собственных сердец, не выставляя их напоказ из боязни оказаться осмеянными и отвергнутыми. Поэтому они, разделенные личной уединенностью мыслей, усаживались рядом, и Долорес принималась выводить надтреснутым голосом старинные песни, баллады и гимны о печальном уделе; Виргилий Джонс тем временем бойко произносил свои ритмические эллиптические монологи, упражняя мысль и язык, для которых голова его была слишком тесным пристанищем. В такие минуты на пляже эти двое оказывались совсем близко к своему возможному счастью, ближе, чем где-либо еще.

— Любимый мой, желанный мой, да с белой бородою, — меланхолически сообщала Долорес под монотонный аккомпанемент скрипучих покачиваний кресла. Погруженный в свои мысли Виргилий поглаживал покрытый белесой щетиной давно небритый подбородок и не слышал ничего.

— Язык, — вслух размышлял он, — язык дает основные понятия и представления. Из понятий и представлений слагаются звенья цепи. Я прикован, Дотти, и прикован не знаю к чему и где. Мои оковы нельзя назвать путем Гримуса, и в них недостаточно суетного, чтобы их можно было назвать путем К. — носит меня взад-вперед с одной стороны на другую, между тобой и ими. Так-то, Долорес О'Тулл. Боже мой. Знаешь ли ты, дорогая моя, что я не всегда был таким, как сейчас. Гроза титек и филейных частей. Да, я. Так-то. Когда-то был. Раньше. Сейчас не то.

— Рано-рано поутру, когда солнышко встает, чиста дева, лугом я иду, песню распеваю, слезы проливаю, — надрывалась Долорес.

Пребывающего в беспамятстве Взлетающего Орла теперь отделяла от полозьев кресла-качалки всего какая-то пара футов.

— Остров, — тихим и ровным голосом продолжал рассуждать Виргилий Джонс, — самое ужасное место из всего сотворенного. Но поскольку мы как будто бы продолжаем жить и, как кажется, нас не затягивает в неведомые глубины его пути, то, стало быть, и любить мы способны.

Дальнейшие его излияния, ставшие за многие годы обязательными до оскомины, должны были коснуться нервных срывов и новых забот, имевших место после бегства от мира, большой протяженности времени жизни, безысходности, любви и дружбы, состояния его мозолей, орнитологической стороны мифа, а также всяческих свежих мыслей, навеянных мирным присутствием Долорес; сама она все так же пела бы и пела, до тех пор пока песни эти не выжали бы слезу из нее самой; через некоторое время после этого они пошли бы домой.