Читать «Только одна ночь» онлайн - страница 54

— Хороший у тебя, Павел, помощник подрастает.

Скорняков-старший и сам радовался почти мужской хватке сына, но хвалил редко. Да и чего лишний раз хвалить, думал он. В деревне человек рано начинает трудиться и труда не чурается. К десяти годам мальчишка и пилой с топором владеет, и бороновать пахоту ему в удовольствие, и в ночное идет охотно.

Завершив дела, односельчане разожгли костер. Толя сел рядом с отцом; тот достал из холщовой сумки кругляш ржаного хлеба, завернутое в тряпицу сало и, порезав на куски, придвинул к сыну. Проголодавшись на морозном воздухе, Толя ел с удовольствием, похрустывая ржаной коркой, изредка посматривая на отца; тот жевал неторопливо, по-крестьянски собирая в ладонь хлебные крошки и отправляя их в рот.

Отец поднялся первым. Он сноровисто уложил распиленные чурбаки в сани, ловко приладил веревку и, опоясав последний кряж, начал помогать соседу. Толю посадил на воз, сам, тронув лошадей, пошел рядом. Выйдя из лесу, кинул вожжи сыну: «Держись крепче! Вожжи отпусти — лошадь дорогу сама найдет».

По сей день помнятся и скрип похрустывающего снега, и терпкий запах ржаного хлеба, и такое вкусное, затвердевшее на морозе сало, и молча шагающий рядом с санями отец с раскрасневшимся от мороза лицом. Таким он и остался в памяти, молчаливый, вечно обремененный тяжелыми крестьянскими заботами.

И еще вспомнилось Скорнякову самое страшное. В тот день они вышли из дому на рассвете, когда первые лучи солнца позолотили купол стоявшей на взгорье у реки старинной церкви. Толя помогал нести снасти и, обжигая ноги холодной росой, торопился, боясь пропустить первый клев. Отец же, как всегда, не спешил, шел медленно; на высоком утесе остановился и долго смотрел вниз, туда, где под сонной парной вязью речного тумана тихо журчали холодные струи, где с берега застенчиво прятали в молочных испарениях реки свои расплетенные косы прибрежные красавицы ивы, а на быстрине стремительно вскидывался серебряной стрелой охочий до стрекоз и мух ловкий голавль. Толя дернул отца за руку — ему не терпелось побыстрее закинуть удочки. Отец же прошелся взглядом по реке, выбирая место, и тихо, почти шепотом сказал: «Красота-то какая, а, Толь!..» Он еще какое-то время смотрел на притуманенный охряной накипью горизонт, белесые редкие облака, нахохлившийся на взгорье лесок, смотрел так, словно видел восход впервые в жизни.

Толя оглядел округу быстро, ни на чем не задержав взгляда, и снова дернул отца за руку:

— Пойдем, папань. Жор-то, поди, начался, опоздаем. Голавль-то скоро вглыбь уйдет.

Отец отозвался не сразу, стоял молча, словно не слушал. Наконец отозвался:

— Погодь, Толь, погодь. Никуда не денется твой голавль.

«И чего-то он опять засмотрелся, — неодобрительно подумал Толя, — едва не вздрагивая при каждом всплеске рыбы на реке. Утро как утро, всегда такое, а он стоит — аж глаза заблестели…»

Рыбалка вышла удачная, и они возвращались домой довольные и уловом, и по-летнему теплым июньским утром, и тем, что были вместе — не часто летом им удавалось быть рядом: отец строил коровник и возвращался домой затемно, когда сын, набегавшись за день, спал крепким, беспробудным сном.