Читать «Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй» онлайн - страница 402

Русский подход к оперативным вопросам исходил, до Русско-японской войны, из очень сомнительных, сокрушительных наполеоно-обручевских идей, аналогичных с теми, с которыми мы познакомились на войне 1877 г. Непосредственно после каждой войны естественно складывается тяга к более материалистическому толкованию военного искусства. Такая тяга сложилась и после тяжелых испытаний в Манчжурии. Русская армия много выиграла на полученном опыте. Однако оборонительно-пассивные приемы Куропаткина вызывали в молодом поколении русского генерального штаба чрезвычайно энергичную реакцию против них; они отвергались как личное творчество Куропаткина — неудачника, не имевшего достаточно решительности. Без исследования тех материальных предпосылок, которые лежали в основе военного искусства Куропаткина, без исследования тех материальных предпосылок, которые лежали в основе решения тактических и оперативных вопросов в германской армии, мы вскоре оставили попытки идти самостоятельным путем и обратились в преданнейших учеников Шлихтинга; германская школа — штунда, как докладывал автор в 1912 г. на собрании ревнителей военных знаний в Петербурге, — распространилась в верхах русской армии с необычайной быстротой; они сделались больше католиками, чем сам папа, оторвались от своей материальной базы, от своих политически плохо сплоченных масс. Таковы были условия, в которых созрел план нашего вторжения в 1914 г. в Восточную Пруссию: роскошная теоретическая концепция, но катастрофическая по несоответствию теоретического замысла и подготовки реальных русских людей — начальников и масс к его осуществлению. Эта катастрофа имела турецкий тип: турки и в 1912 г. и в 1914 и 1915 гг. неоднократно брались за разрешение военных проблем «по Шлихтингу», несмотря на предупреждение данного им Германией «военрука» фон дер Гольца, и каждый раз жестоко расплачивались. Мы обязаны этим германским увлечениям Энвер-бея нашей крупнейшей победой на Кавказском фронте — под Саганлуком.

Лучше бы уже было воевать по методу Куропаткина. Но исследование его операций в Манчжурии вывело даже французов из рекомендованной им Бонналем уравновешенной стойки. За исключением немцев, готовившихся при случае спокойно использовать и проволоку и окопы, весь военный мир перед 1914 г. впал в наступательную истерию. Особенно ярко она, начиная с 1911 г., проявляется во французской армии. Вождь младотурок французского генерального штаба, Гранмезон, потребовал, чтобы на каждом действии лежала печать наступательного духа. Надо открыто идти на эксцессы в этом отношении. Надо всюду подчинять себе неприятеля, принуждать его к обороне — в этом должно заключаться охранение нас от его нападений. Чередование наступательных и оборонительных участков — это смерть для наступления вообще; последнее будет иметь место только в том случае, если все и всюду будут наступать. Эшелонирование сил в глубину надо отвергнуть вовсе, так как оно мешает их одновременному введению в бой. В духе Гранмезона во Франции давно уже работала целая школа французских последователей Драгомирова, переводивших на рельсы французского мышления суворовское — «пуля — дура, штык — молодец». Центр тяжести военного искусства был перенесен Бонналем из области материального соревнования войск в область интеллектуальной борьбы двух полководцев, и Бонналь стремился возможно расширить способы воздействия полководческого интеллекта. Он был еще учеником Густава ле Бона. Следующее поколение было уже учениками Бергсона, порвало с интеллектуализмом и перенесло все внимание на моральный элемент. Война 1870 г. оказывалась уже проигранной не вследствие оперативного невежества высшего французского командования, а потому, по заявлению генерала Кардо, «что наши отцы были подлецами» и не выдержали морального экзамена войны. Имевший широкий успех подполковник Монтэнь утверждал, что военная наука не является положительной или экспериментальной наукой, а наукой морального порядка. «Скажу более: нет науки о войне, есть только мораль войны. Военная наука должна заимствовать у морали ее методы, ее правила, ее заповеди. Надо все наше солдатское мышление перевести из интеллектуального мира в мир моральный. Не доктриной почтения, прощения и соболезнования выковывается душа солдата, но доктриной суровой, хищной, которая поносит и поражение и побежденных».