Читать «Зеркало сцены. Кн. 1: О профессии режиссера» онлайн
Георгий Товстоногов
О ПРОФЕССИИ РЕЖИССЕРА
Тридцать шагов в длину.
Двадцать в глубину.
Вверх — на высоту занавеса.
Пространство сцены
не такое уж большое.
Потолком ему служат колосники,
конструктивистское переплетение
металла,
софитов и проводов.
Боковых стен вообще нет —
сверху вниз спускаются
полотнища кулис…
Зеркало сцены.
В этом пространстве
могла бы разместиться
современная квартира —
она получится не такой уж
ненатурально просторной.
Здесь можно разместить сад.
Пожалуй, уголок сада, не больше.
Здесь можно разместить мир.
И пространство, открывшееся
за складками занавеса,
станет прошлым, настоящим
и будущим. Дальними странами
и близкими поселками.
Кораблем и пустыней.
Кабинетом или
площадью в дни революции.
Здесь можно сотворить мир.
Мир высоких человеческих
страстей,
противостоящих низости,
мир деяний и мир сомнений,
мир открытий
и высокий строй чувств,
ведущих за собой зрительный зал.
Здесь художник утверждает
свою гражданственную позицию,
воплощает в зримые образы
коммунистическую идейность
своего искусства.
О режиссерском искусстве Г. А. Товстоногова
1
Давно уже, по меньшей мере четверть века, Георгий Александрович Товстоногов известен как один из тех немногих мастеров, чьи работы задают тон советскому сценическому искусству. Во второй половине пятидесятых годов, называя имена людей, от кого реально зависит погода на театре, говорили: Акимов, Лобанов, Охлопков, Плучек, Алексей Попов, Рубен Симонов, Товстоногов. Позднее стали говорить: Бабочкин, Ефремов, Завадский, Ирд, Мильтинис, Товстоногов. Еще позднее: Любимов, Товстоногов, Эфрос, плюс Хейфец, плюс Захаров. Теперь со спектаклями Товстоногова сопоставляют постановки Р. Стуруа, Т. Чхеидзе, Я. Тооминга, А. Васильева, лишь в конце семидесятых в полный голос о себе заявивших. Годы идут, обойма фамилий лидирующих режиссеров пополняется и меняется, самый язык сцены становится иным, но искусство Товстоногова по-прежнему в центре всеобщего внимания, и почти всякая его премьера — заметное событие театральной жизни. Как минимум это означает, что Товстоногов не стоит на месте. В каждом очередном товстоноговском спектакле есть волнующий привкус опасности, риска, есть азарт опыта, результаты которого заранее предвидеть нельзя.
Внешне Товстоногов очень уравновешенный человек. Он серьезен, спокоен и тверд. Сквозь толстые стекла роговых очков обращен на вас внимательный и невозмутимый взгляд. Высокий лоб интеллектуала. Обдуманная, плавная, неторопливая речь, низкий, басовитый голос, сдержанный жест, внушительная осанка. Те, кто склонен считать его всеведущим и многоопытным мастером, очень близки к истине. Да и те, кто в первую очередь замечает напористую силу товстоноговской мысли, его иронию, часто язвительную, юмор, благодушный и снисходительный, властные манеры театрального диктатора, — они тоже не ошибаются. При несколько более близком знакомстве с ним скоро убеждаешься, что Товстоногов, в отличие от иных, не особенно отягощенных эрудицией театральных кудесников и фантазеров, чувствует себя как дома под широкими сводами истории литературы, живописи, музыки, архитектуры. Познания основательны, точны и применяются вполне своевременно. Не в его вкусе работать по наитию, намечать маршрут, не сверившись с картой. Все, что Товстоногов делает, совершается обдуманно, дальновидно. Семь раз отмеряется, один раз отрезается.
