Читать «151 эпизод ЖЖизни» онлайн - страница 6

Евгений Валерьевич Гришковец

В Тбилиси по-прежнему работают русские школы, в домах, где я бывал, много русских книг и книг на русском языке. Хотя, что сразу бросилось в глаза, и в тбилисских гостиницах, и в ресторанах надписи на русском языке исчезли.

Не буду пересказывать, о чём мы говорили, какие были шутки, я всего и не помню. Шашлык удался, и сыр был фантастически вкусным. Да что там – всё было очень вкусным. А домашнее кахетинское вино, которое Георгий приволок в большой, страшной канистре, было выше всяких похвал.

Из этой канистры вино переливали в кувшин, и всё было чудесно! Такого вина нигде больше не выпить. Оно совсем не похоже на то, к чему мы привыкли, и это не то вульгарное вино, какое можно купить в трёхлитровых банках где-нибудь в Сочи или в Крыму…

Сумерки и темнота навалились моментально, будто вначале задёрнули плотные шторы, а потом закрыли ставни. И мои друзья стали петь. Все мои друзья, и друзья их друзей, и их приятели, и приятели их приятелей – это люди, которые знают друг друга с детства, то есть всю жизнь, и их родители знали друг друга и дружили, или жили по соседству, или вместе работали, или состоят в родстве. И Нани Брегвадзе для моего друга Дато тётя, а для кого-то – подруга мамы, а для кого-то – коллега отца, а ещё кому-то – соседка. Так что репетировать им, чтобы петь за столом, не надо.

Они знают много песен, моментально распределяются по голосам и поют так, что хоть записывай и выпускай альбом.

Я не понимаю, о чём поют мои друзья. Я попросил однажды пересказать, о чём эти песни, и слова оказались неожиданно простыми. Одна мне представлялась трагической и героической, а, как выяснилось, она про то, как парень помог девушке донести до дома кувшин с водой. А в той, которую я услышал как весёлую, чуть ли не все умерли. Я понял, что лучше не спрашивать, о чём поётся в этих старых, а то и древних песнях. Я слышу в них какие-то свои смыслы, да и грузины, которые их поют, тоже слышат в этих простых словах своё, что-то такое, чего мне услышать не дано. Потому что, наверное, если бы мне удалось это услышать, я смог бы и петь.

Когда стало прохладно, мы перешли в дом. За столом остались только мужчины от пяти до сорока пяти. И песни звучали, звучали, звучали…

Как всё завершилось, я не очень помню. Точно знаю, что хорошо. Всё пребывание в Грузии я старался утолить любопытство и жажду грузинских моих друзей, приятелей и даже незнакомых людей… жажду общения, интерес к тому, что происходит в России, к тому, что мы думаем по поводу произошедшего и происходящего между нашими странами, и любопытство в отношении того, что нас ждёт. Я как мог эту жажду утолял и сам немало расспрашивал.

Я ещё расскажу, как провёл вечер у великого Резо Габриадзе, как побывал в Цинандали, как мне удалось снова наблюдать в приватной обстановке президента Грузии (недолго, не накоротке, но всё же частным образом).

Начинается сезон. Утром лечу в Москву, а уже вечером выйду на сцену. Давненько я этого не делал. В горах здорово простудился, подцепил жестокий бронхит. Так что буду играть, сдерживая кашель. Но я постараюсь как можно скорее выздороветь – к тому же горы того стоили (улыбка).