Читать «Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2. 1941–1945» онлайн - страница 111
Ольга Тимофеевна Голубева-Терес
После аварии она не дала Соне передышки. Тут же полетела с ней в зону. Десятки раз заставляла поднимать и сажать машину, придирчиво анализируя каждое упражнение. Требовательная к себе, наша двадцатичетырехлетняя комэск не терпела неисполнительности, небрежности. Если заметит подобное, то держись!.. Она с самого начала учила нас готовить себя постоянно к такому полету, в котором все, от взлета до посадки, – тяжелое испытание. Иначе не выдержать на войне. Просто невозможно будет летать, жить, побеждать.
Операция «Вера»
Мы с Рыжковой готовы уже были взлететь, когда увидели, что через поле бежит к нам, размахивая руками, дежурная по аэродрому.
– Полет запретили! – крикнула она, прыгнув на плоскость.
– Что-нибудь изменилось в обстановке? – спросила летчица.
– Не знаю. Позвонили из штаба: «Не выпускать».
Я с сожалением оглядываю свою кабину: свертки, пакеты, узелки! Вся кабина завалена подарками для механика Веры Маменко, которая осталась в госпитале в Мариенвердере.
– Так нельзя… – Клава Рыжкова перегнулась через борт кабины, наклонилась над дежурной. – Посуди сама: Вера в тяжелом состоянии. Ждет нас, и – никого…
– Что ты меня агитируешь?! Разве я не понимаю?
– Ну вот и отлично, что понимаешь. Ты просто не успела нам передать.
– Но… я успела, – заикнулась дежурная, но тут же твердо добавила: – Ну, как знаете. Пусть не успела. Привет Верочке!
Летчица дала газ, и машина весело побежала на взлет. И вот мы, взяв нужный курс, радуемся синему небу и даже лесу, который проплывает под нами. Хотя этот лес мне кажется жалким, вылизанным. И Клаве он тоже не нравится, этот благообразный немецкий лес. То ли дело в Сибири: сосновые, березовые, осиновые, с полянами и оврагами, буреломами и просеками, кочками и ручьями, зарослями кустарника и болотами. Те леса не похожи ни на какие другие. По сибирским лесам можно ходить и плутать, там можно купаться в лесных озерах и загорать, собирать ягоды и грибы, рвать цветы и пить березовый сок.
Клава прервала мои лирические воспоминания о сибирских лесах.
– Вот обрадуется Верочка! – сказала она. – По себе знаю. Так тоскливо, так плохо быть вдали от своих…
Рыжкова пришла в полк уже на фронте, была в другой эскадрилье, и с Маменко ей не приходилось сталкиваться ни на работе, ни тем более в часы отдыха. Механики, как правило, жили отдельно от летного состава. А я с Верочкой подружилась еще при формировании полка. Мы с ней прибыли в Энгельс почти одновременно. Она из Саратовского физкультурного техникума, а я с фронтового военно-санитарного поезда. Ее назначили механиком самолета, а меня в ту же эскадрилью мастером по электрооборудованию.
Прибыв на фронтовой аэродром, мы с Верой были разочарованы, потому что ожидали чего-то необыкновенного, романтического: опасностей, риска, увлекательных происшествий. Ничего такого не случилось. Я бродила по селу, по аэродрому и не чувствовала никакой войны. И погода стояла дивная. Солнышко прямо ослепляло, и где-то высоко-высоко в небе заливался мирный гражданский жаворонок – какое ему дело до войны…
