Читать «Салка Валка» онлайн - страница 11

Халлдор Лакснесс

На мгновение она умолкла, а когда заговорила вновь, голос ее звучал мягче, проникновеннее.

— Когда сейчас я оглядываюсь на свой грех, великий грех в глазах господних, я желаю только одного — пусть как можно больше из вас испытают ту свободу, ту радость, которая дается человеку, когда он стоит согбенный перед крестом. Агнец принял меня к себе, и мне теперь нечего бояться наступления великого дня, когда он сойдет с небес и начнет проверять, что делается в моем сердце, в моих печенках, в моих легких и в моем желудке. Эй вы, парни, я чуть было не забыла про вас. Должна сказать вам, что вы ничуть не лучше женской половины. Вы бегаете за юбками, богохульствуете, сквернословите перед ликом господним, играете в двадцать одно и дебоширите в преддверии Страшного суда. Нализавшись сивухи, вы валяетесь в блевотине перед святой троицей. Но послушайте, что я вам скажу. Единственное наше вино — наш святой спаситель, и тот, кого мучит жажда, пусть пьет из него. Взгляните на виноградаря, труженика, великого Иисуса Христа, нашего спасителя. Он давит божий виноград гнева. Пот струится с его священного чела. Ступайте туда, мужчины и женщины, вступите в его виноградник, пока еще не поздно. Заблудшие души с последних скамей! Проходите вперед и преклоните колена перед господом богом сейчас, — после смерти будет поздно. Тогда огонь преисподней охватит вас, подберется к вашим грешным душам. Аминь! Аллилуйя!

Эту яркую речь, одновременно такую земную и божественную, Салка Валка слушала не мигая. А мать ее сидела словно завороженная. Глаза ее приобрели отсутствующее выражение, складки, которые оставляет жизнь на лице, смягчились; и в то же время с лица исчезло выражение мысли, женщина казалась беспомощной, отрешившейся от всего, не ведающей ни времени, ни пространства, ни печали. Такая отрешенность бывает у человека, пожалуй, только на смертном одре.

И прежде чем женщина очнулась и сообразила, что с ней происходит, зазвучала следующая песня, песня о священной виноградной лозе, избранная, вероятно, потому, что Тода-Колода называла Иисуса Христа единственным священным напитком.

Лоза вечно чистая, вечно живая, Я только побег твой, сращенный с тобой, В дни счастья и мук раскрываешь объятья Ты мне, Иисусе, возлюбленный. Лоза вечно чистая, вечно живая, Даешь ты мне силы и соки свои, В тебе, Иисусе, я мир обретаю, В тебе открываю источник любви. Лоза вечно чистая, вечно живая, Мое упованье, опора моя, Коль огненный зной мне чело обжигает, Прохладою ты осеняешь меня.

— А теперь будем петь все вместе, — сказал капитан, красный, возбужденный, сияющий. Было что-то залихватское и разухабистое в его голосе и взгляде, сопровождавшем приглашение. Его слова с успехом могли бы означать: «Выпьем-ка этого сладкого хмельного вина, напьемся вволю, а завтра будь что будет».