Читать «Токийская невеста» онлайн - страница 59

Амели Нотомб

И наконец, разве он мне безразличен? Разумеется, нет. Я очень люблю его, и это «очень» для меня ново. Однако именно оно, это слово, вклинившись перед глаголом «любить», толкало меня к побегу.

Стоило мне вообразить, что я рву билет, и моя дружеская нежность к Ринри сменялась враждебностью и страхом. И наоборот, достаточно было погладить глянец обложки, чтобы меня переполнила смесь ликования и чувства вины, похожего на любовь, но не любовь на самом деле: так церковная музыка вызывает в душе порыв, который похож на веру, но на самом деле не есть вера.

Иногда Ринри молча прижимал меня к себе. Злейшему врагу не пожелаю испытать то, что испытывала я в такие моменты. И ни разу он не повел себя низко, вульгарно или мелочно. Это бы мне очень помогло.

— В тебе, по сути, нет ни крупицы зла, — сказала я.

Он удивленно помолчал, потом спросил, не вопрос ли это. Его реакция мне многое объяснила.

Да, я попала в точку: именно потому, что в нем не было зла, я очень любила его. Именно потому, что зло было ему чуждо, это была не любовь. Самое лучшее блюдо несовершенно без капельки уксуса. Девятую симфонию Бетховена никто не мог бы слушать, не будь в ней моментов сомнения и отчаяния. Христос не был бы так близок людям, если бы не произносил порой слов, граничащих с ненавистью.

Это напомнило мне кое о чем.

— Ты по-прежнему самурай Иисус?

Ринри ответил с изумительной непосредственностью:

— Ах да, я совершенно об этом забыл.

— Так ты самурай Иисус или нет?

— Да, — сказал он, как студент на занятии.

— Тебе были знаки свыше?

Он, по своему обыкновению, пожал плечами:

— Я читаю сейчас книгу о Рамсесе Втором. Необычайно интересная цивилизация. Мне бы хотелось быть египтянином.

Я поняла, что он японец до мозга костей: его влекло ко всем чужестранным культурам. Так, мы встречаем японцев — специалистов по бретонскому языку XII века или по мотиву нюхательного табака во фламандской живописи. В сменяющих друг друга призваниях Ринри я ошибочно усматривала поиски себя: его искренне и глубоко интересовали другие, вот и все.

Девятого января 1991 года я объявила своему жениху, что улетаю на следующий день в Брюссель. Я сказала это походя, между прочим, как будто собиралась выйти купить газету.

— Что ты будешь там делать?

— Хочу повидать сестру и друзей.

— Когда ты вернешься?

— Не знаю. Скоро.

— Я отвезу тебя в аэропорт.

— Спасибо, не нужно. Справлюсь сама.

Но он настоял. Десятого января за мной в последний раз приехал белый «мерседес».

— Какой тяжеленный чемодан! — сказал он, засовывая мои вещи в багажник.

— Подарки, — сказала я.

Я увозила все свое имущество.

В Нарите я попросила его сразу уехать.

— Не выношу прощаний в аэропорту.

Он поцеловал меня и ушел. Когда он скрылся из виду, комок в горле пропал, грусть сменилась безумной радостью.

Я смеялась. Ругала себя, осыпала всеми бранными словами, каких заслуживала, но не могла перестать смеяться от невероятного чувства освобождения.