Читать «Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой» онлайн - страница 18

Кстати, архитектурные пристрастия Гитлера в дальнейшем тесно сплелись с представлениями о превосходстве германской нации над всеми другими и даже вылились в бесчеловечные планы разрушить другие столицы, чтобы ни один архитектурный ансамбль не мог превзойти архитектуру Нового Берлина, здания и памятники которой предполагалось возвести после окончательной победы германского оружия. Эти варварские планы были реализованы только по отношению к Варшаве после подавления Варшавского восстания 1944 года. Польская столица была буквально стерта с лица земли. Но по отношению к столицам других государств — противников Германии Гитлер вынашивал столь же чудовищные замыслы. В той или иной степени обсуждались планы уничтожения Москвы, Ленинграда, Парижа... Альберт Шпеер, бывший личный архитектор Гитлера и министр вооружений, вспоминал, как вскоре после капитуляции Франции Гитлер осматривал Париж и под впечатлением увиденного разразился следующей сентенцией: «Приготовьте указ о возобновлении строительных работ в Берлине... Разве Париж не прекрасный город? Но Берлин должен стать еще лучше! Прежде я часто задумывался над тем, что, может быть, Париж следует разрушить». Гитлер произносил эти слова с таким спокойствием, как будто речь шла о чем-то обычном и вполне приемлемом. «Когда мы закончим свои строительные дела в Берлине, Париж станет только тенью. Так зачем же разрушать его!»

Только в отношении Вены и Праги, которые Гитлер считал исконно германскими городами и неотъемлемой частью Великогерманского Рейха, подобных планов всеобщего разрушения у фюрера никогда не существовало.

Как заметил Шпеер, у Гитлера были нераздельны «вера в свое политическое призвание и страсть к архитектуре». Свидетельством этого архитектор фюрера считал два эскиза, которые Гитлер сделал в 1925 году, когда, как казалось многим, он вроде бы потерял всякие надежды на успешную политическую карьеру. Данные эскизы доказывали, что будущий фюрер сохранил веру в то, что когда-нибудь сможет увенчать свои государственные свершения Триумфальной аркой и Народным домом с гигантским куполом. На гранитной Триумфальной арке он собирался выбить имена всех 1 800 000 немцев, павших в Первой мировой войне.

Что же касается таланта Гитлера как художника, то на этот счет сохранились несколько достаточно высоких и беспристрастных оценок. Так, британский режиссер и художник Эдвард Гордон Крэг, по своим политическим убеждениям решительный противник Гитлера, после знакомства с его акварелями периода Первой мировой войны записал в дневнике, что считает эти работы заметным достижением в искусстве. А один из идеологов национал-социализма Альфред Розенберг в предсмертных записках в Нюрнберге, где вряд ли был смысл лукавить и уж во всяком случае специально хвалить Гитлера, утверждал, что гитлеровские акварели, сделанные во Франции, свидетельствуют о «природном таланте, умении подмечать самое существенное и ярко выраженном художественном чутье». Косвенным свидетельством того, что Гитлер был очень неплохим художником, служит тот факт, что многие его акварели их владельцы бережно сохраняли на протяжении десятилетий задолго до того, как их автор стал известным политическим деятелем. Но ни одной не то что великой, но сколько-нибудь запоминающейся картины Гитлер так и не создал. Может быть, потому, что никогда не сосредоточивался исключительно на живописи, и тем более — на попытке написать хотя бы одну картину по гамбургскому счету.