Читать «Трагедия Цусимы» онлайн - страница 18

— Говорите, черт вас возьми! — захрипел полковник. — Ведь мы тут, как в одиночном заключении!

— Господа! Ради Бога! Я не могу, не приказано… — И начальник поезда убежал.

Еще больше часа томительного ожидания… Наконец раздались звонки, свистки — поезд тронулся. Перед самым отходом в вагон вскочил наш спутник-путеец. Злобно швырнув в какое-то купе свою шубу, занесенную снегом, он вошел к нам, запер дверь и тяжело опустился на диван…

— Сдали!..

— Что сдали? Кого сдали?

— Не «что» и не «кого», а сами сдали!.. Понимаете? — сами сдали! — промолвил он, отчеканивая каждый слог. — Я это помню. Нам, в 900-м, тоже приходилось туго. Тоже — врасплох. Где не сдавали — выкручивались. Сдали — значит, сразу признали себя побежденными… И будут побиты! И поделом! — вдруг выкликнул он. — Казнись! К расчету стройся! «Цесаревич», «Ретвизан», «Паллада» — подбиты минной атакой; «Аскольд», «Новик» — здорово потерпели в артиллерийском бою; «Варяг», «Кореец» — говорят, уничтожены в Чемульпо; транспорты с боевыми припасами захвачены в море; «Енисей», «Боярин» — погибли собственными средствами, а «Громобой», «Россия», «Рюрик», «Богатырь» — во Владивостоке, за 1000 миль!.. Крепость готовят к бою после начала войны! 27-го стреляли только три батареи: форты были по-зимнему; гарнизон жил в казармах, в городе; компрессоры орудий Электрического утеса наполняли жидкостью в 10 ч. утра, когда разведчики уже сигналили о приближении неприятельской эскадры!.. «Не посмеют!» — вот вам!..

Он отрывисто бросал свои недоговоренные фразы, полные желчи, пересыпанные крупной бранью (которую я не привожу здесь). — Это был крик бессильного гнева… Мы, случайные представители Генерального штаба и флота, слушали его, жадно ловя каждое слово, не обращая внимания на брань. — Мы сознавали, что она посылается куда-то и кому-то через наши головы, и, если бы не чувство дисциплины, взращенное долгой службой, мы всей душой присоединились бы к этому протесту сильного, энергичного человека, выкрикивавшего свои обвинения… Но странно: по мере того, как со слов нашего собеседника ярче и ярче развертывалась перед нами картина нашей беспомощности (как оказалось впоследствии, его сведения, хотя и отрывочные, были верными), — какое-то удивительное спокойствие сменяло мучительную тревогу долгих часов неизвестности и томительного ожидания…

Я взглянул на полковника. Он сидел, весь вытянувшись, откинувшись на спинку дивана, засунув руки в карманы тужурки, и казалось, что… если бы кто-нибудь, в этот момент, предложил ему фенацетина, то это могло бы кончиться очень дурно…

— Измена!.. Я верю, я не смею не верить, что бессознательная, но все же измена… — закончил путеец, тяжело переводя дух…

— Пусть так! не переделаешь! — воскликнул полковник. — Но все это — только начало. За нами Россия! — А пока — мы, ее авангард, мы, маленькие люди, — мы будем делать свое дело!..

И в голосе этого человека, всего час тому назад такого больного и слабого, мне послышалась та же звенящая нота, которой звучал голос молодого подпоручика, на вопрос «что ж делать будем?» крикнувшего «умирать будем!..»