Читать «Дьявольский рай. Почти невинна» онлайн - страница 162
Ада Самарка
Abend Я прислонилась к теплому можжевельнику и заплакала.
Дома было застолье. Оба Цехоцкие в этот день не работали и вместе с Зинкой составили нам компанию. Это было невыносимо. Мой последний имрайский вечер рассыпался, как сочащийся сквозь пальцы песок. Говорили банальные тосты, и папаша с гнусной ухмылкой жаловался, какая я дура, и сколько еще нужно работать, чтоб вырастить из меня человека. Галина подняла бокал и сказала, что главное – это чтоб я была счастлива.
Это мое странное самаркандовское счастье. Я стою на балконе, в своем индийском сари, мои мокрые свежевымытые волосы гладко зачесаны назад. Я опираюсь о деревянные балконные перила, смотрю на бархатистое индиговое небо с сочными низкими звездами, теплый ветерок ласкает мои обнаженные плечи. Маячный луч делает свое «Ух-х-х-х?» по задремавшим кипарисам, по резной веранде Старого Дома, по лавровым кустам, по моему локтю и углу балкона, по белому столбику ограды над обрывом и, вырвавшись на свободу, летит далеко в черное с лунной рябью море. В моем теле сидит приятная усталость, в груди – сладкая истома. Нежная боль. Но где же счастье? Боже… последний в моей жизни имрайский вечер… и вроде как по-настоящему счастлива, и мне так больно!
Я тихонько вышла на улицу. Стрекотали цикады, жаркая ночь дышала. Далекий лай собак, сверчки и «Московский бит», спускающийся с танцплощадки нежной прозрачной волной:
Tag Sechtsundvierzig (день сорок шестой)
Утром мы, как обычно, пошли на пляж. Жара стояла невыносимая. В преддверии путешествия все были собраны и не отвлекались на дурацкие пререкания по поводу несъеденного творога со сметаной.
Отец прощался с морем, сидя на конце пирса и ведя неспешную беседу с утонченной гепардоненавистницей в белом купальнике. Моя Полинка чего-то не шла, и я расстраивалась, что мы так и не обменялись адресами, чтоб потом изысканным эпистолярием поведать друг другу обо всех подробностях этого рокового лета. Мне не с кем было разделить угнетающее предвкушение разлуки. Я поплелась в «Украину», к Максу, и тут же меня окликнул отцовский рычащий бас, рвущийся из-под пирса. Я вздрогнула и обернулась вместе с остальными прогуливающимися пляжниками. Он с суровым и бескомпромиссным видом махал мне, чтоб немедленно поворачивала.
– Но почему?! – заорала я, перегнувшись через перила.
– Потому что я так сказал! – гавкнул он и, сменив лицо, обратился к Анне.
Так я промаялась до 10:30, пока не была дана команда на последнее в этом году купание. И все.
Это новое утонченное одиночество моей новой, неоформившейся жизни… Я поняла тогда, чего хочу больше всего на свете – вытянуть ноги в дорогой обуви на светлую кожу модернового диванчика и, попивая красное французское вино, рассуждать с каким-нибудь сорокалетним отпрыском западной буржуазии… об истории и политике, и, будучи одетой, совершенно не касаясь в своих разговорах темы секса – быть его олицетворением.
