Читать «Еврейский юмор» онлайн - страница 24

Иосиф Телушкин

...

Рава [раввин, живший в Вавилонии в IV веке] спросил: «Предположим, что в комнату, которая уже была проверена на отсутствие непресного хлеба, попала мышь с кусочком хлеба во рту, которая потом выбежала с кусочком хлеба. Можно ли считать, что мышь [и хлеб], которые покинули комнату, это те же мышь и хлеб, которые в нее попали [и в этом случае нет необходимости повторно обследовать комнату]? Или же это могла быть другая мышь?»

Рава продолжил вопрос: «Предположим, что ответом на мой первый вопрос было то, что нет нужды считать, что это была другая мышь. Но как быть, если вбежала белая мышь с кусочком хлеба, а выбежала черная мышь с кусочком хлеба во рту? Нужно ли допускать, что это другой кусочек хлеба, или же можно предположить, что это тот кусочек хлеба, который бросила первая мышь и подобрала вторая?

Возможно, вы скажете: «Мыши не берут еду друг у друга». В этом случае что делать, если вбежала с кусочком хлеба мышь, а выбежала с хлебом во рту ласка? Можно ли предположить, что ласка взяла тот кусок хлеба, что был у мыши, или же у нее оказался другой кусок, поскольку ласка могла бы иметь во рту и саму мышь? Допустим тогда, что у ласки во рту были как мышь, так и хлеб. Но ведь если бы это был тот же кусок хлеба, то у ласки во рту должна была бы быть мышь, а у мыши во рту должен был бы быть кусок хлеба. Однако могло ли случиться так, что мышь от испуга выронила хлеб, а ласка ухватила мышь и хлеб по отдельности?»

Вопрос так и остался неразрешенным (Песахим, 10б). [31]

Должно быть понятно, какое удовольствие находили раввины в утонченных, зачастую чисто теоретических прениях. Неизбежно настоятельное требование Талмуда о тщательном исследовании всех возможных нюансов и последствий поступков формировало определенный стиль мышления тех, кто тратил на его изучение многие годы. Отсюда среди евреев стал популярен образ знатока Талмуда, который на основе чистой логики и минимума фактов способен приходить к проникновенным и удивительным заключениям.

Следующая история настолько типично еврейская, что ее разные варианты можно отыскать фактически в любом сборнике еврейского юмора (я старался придерживаться версии, приведенной в «Еврейском остроумии» Симона Полака):

...

Мистер Голдстейн возвращается поездом из Нью-Йорка в Гленс Фолс, небольшой городок на севере штата Нью-Йорк. Рядом с ним в вагоне сидит незнакомый молодой человек. Поскольку дорога длинная, Голдстейн завел разговор со своим молодым соседом. Оказалось, что того зовут Алан Левин и он тоже направляется в Гленс Фолс.

– Вы туда едете по делам? – спросил Голдстейн.

– Нет, просто дружеский визит.

– У вас там живут родственники?

– Нет.

– Вы женаты?

– Нет, не женат.

Голдстейн подумал про себя: «Он едет в Гленс Фолс, не женат, не по делам, и у него там нет родственников. Тогда зачем он туда едет? Очевидно, встретиться с девушкой или, что более вероятно, с ее семьей. Вполне возможно, чтобы определиться с их помолвкой. Но кто она? В Гленс Фолс, помимо моей, есть только три еврейских семьи – Ресники, Фелдстейны и Коэны.

Ресники отпадают, поскольку у них только сыновья. У Фелдстейнов две дочери, но одна из них уже замужем, а другая уехала на год учиться в Европу. Должно быть, это Коэны. У них три дочери: Марша, Шейла и Рахель. Марша уже замужем. Шейла очень толста и непривлекательна для столь симпатичного молодого человека. Остается Рахель. Конечно же, это Рахель! Замечательная девушка!»

С этой мыслью Голдстейн нарушает молчание и улыбается незнакомцу:

– Ну что ж, могу поздравить вас с предстоящей женитьбой на Рахель Коэн.

– Ээ… мм… но, – заикается молодой человек, – мы никому об этом не говорили. Как вы узнали?

– Ну дак это же очевидно, – отвечает Голдстейн.