Читать «Катья» онлайн - страница 87

Наверное, на пляж, решила я и, приняв душ, легла.

То, что сегодня произошло у нас с Валентином, озадачило меня. Мне было приятно его внимание, минутами казалось, что он всерьез увлекся мною или действительно, как сам часто повторял, соскучился. Я лихорадочно обдумывала, как спросить о паспортах, несколько раз даже отвечала невпопад. Он сразу серьезнел и интересовался, что меня беспокоит. Вот тут-то бы и рассказать ему о Дэвиде и о побеге, но я не решалась, потому что никак не могла придумать мало-мальски правдоподобную историю, оправдывающую мое безумие. А если ему признаться в любви к семнадцатилетнему сыну моего мужа – неизвестно, как он к этому отнесется.

В наши дни тринадцати-четырнадцатилетние мальчишки и девчонки занимаются сексом почти открыто, родители закрывают глаза на это. А оральный секс среди продвинутых американских подростков вопринимается как норма. Ни у кого, кроме моралистов, это не вызывает особого порицания. В школах открыто выдают презервативы, тем самым узаконивая секс между несовершеннолетними. Но если кто-то узнает, что тридцатилетняя женщина спит с семнадцатилетним мальчишкой, общество сочтет ее преступницей и постарается посадить в тюрьму! При этом государство шестнадцатилетним в некоторых штатах позволяет получать водительские права, считая этот возраст достаточно взрослым, а в восемнадцать лет берет на службу в армию. То есть для того, чтобы убивать, они достаточно взрослые, а для того, чтобы любить – еще не доросли! Ханжеская страна!

Надо подождать, успокаивала я себя. Вернусь в гостиницу, в спокойной обстановке все обдумаю и при следующей встрече попрошу. Кого-кого, а Валентина такого рода «порок», как связь с несовершеннолетним, не будет шокировать. Хотя люди с годами меняются, и, как известно, что позволено Юпитеру, не позволено…

Когда мы лежали в его огромной спальне на широченной старинной кровати с балдахином и он расслабленно затих, прижавшись щекой к моему животу, я спросила:

– Ты хоть немного любил меня… тогда?

Он помолчал, затем тихо переспросил:

– Тогда… любил ли я тебя? – и замолчал.

Пауза была настолько долгой, что я думала, он уже забыл о вопросе.

– Да. Любил… – вдруг задумчиво произнес он. – Но узнал об этом только здесь. И не сразу. Когда я возвращался домой после ночи за баранкой такси, долго не мог уснуть. Как усталая лошадь. Меня душила злоба: Америка оказалась совсем не такой, какой я себе ее представлял. Здесь на Брайтоне я снял студию, куда приволок с мусорки два матраса и стул. Это все, что было в этой комнате, которую я называл своим гробом. Комодом для белья мне служили четыре чемодана, с которыми я приехал. Туда я сваливал чистую и грязную одежду. С утра яркое солнце светило мне прямо в глаза, у меня не было сил и желания купить занавески. Но не это было главное, нищета меня не пугала, я знал, что это временно. Другое доводило меня почти до слез: я не привык так тяжело работать. От усталости я ненавидел Нью-Йорк, людей, себя – идиота, который придумал авантюру с отъездом. Вот в такие тяжелые предрассветные часы я вспоминал Москву. И тебя. И какое у тебя всегда было прохладное и бесконечно длинное тело, когда я его целовал. Мне уже было не так жарко, перед глазами останавливалось мелькание домов и улиц, которые я проехал за ночь. Мысли о тебе заменяли мне снотворное и молитвы. С твоим именем я засыпал, с ним просыпался. Тогда мне хотелось, чтобы ты была рядом… И тогда я тебя любил.