Читать «Охотники за наследством» онлайн - страница 65
Ирина Владимировна Иванова
– Слушай, у тебя нет ощущения, что за нами наблюдают? – спросила я, пока мы шли к площади Венеции.
– Нет. – Алиса приостановилась. – Это же Италия! Тут все за всеми наблюдают. Мы просто одичали под пальмами. После морских огурцов у кого хочешь нервишки начнут шалить.
– Ну, ты расскажи хоть что-нибудь.
– Чего?
– О Риме.
– Почему Рим называется Римом, капитолийская волчица, святая Агнесса? – монотонно перечислила она.
– Это я и без тебя знаю.
– Тогда что?
– Что-нибудь.
– Чтобы установить «Пишущую машинку», здесь в девятнадцатом веке снесли весь квартал с дворцами и домом, где жил Микеланджело.
– Тоже знаю.
– В отеле «Миневра», который мы только что прошли, снимал комнаты Стендаль.
– Правда? – Я оглянулась, но никакого отеля за нами не увидела.
– Ага, еще на площади Венеции сейчас покажу то, что осталось от бюста древней мадам Летиции или Лукреции – одной из «говорящих статуй».
– Листовки клеили?
– Точно, а с утра все зачитывались. Кошку узнаешь? – Алиса указала на затертый памятник круглоухой бесхвостой кошки на карнизе одного из домов.
– Конечно.
Кошку обязательно показывают в Риме каждому туристу, будь то кошатник или нет, в каком-то смысле она символ почище чижика-пыжика. Но откуда взялась и что значит, вспомнить навскидку никто никогда не может. На всякий случай я сделала снимок. Как бы оправдывая название улицы, в ту же секунду из ближайшей подворотни выскочил черно-белый кот и, внимательно оглядев нас, юркнул в соседний сад через круглое окошко в ограде.
Еще через два поворота мы вышли на площадь Венеции – гигантский Алтарь Отечества неловко выглянул из-за угла. «Пишущая машинка», или «Чернильница», как часто называют эту конструкцию с белыми клавишами-колоннами, могла бы иметь совсем другую судьбу, уродись она в ином месте. Но в Риме Алтарь действительно выглядит чужаком, упавшим с неба на средневековый квартал, и казалось, ужасно стесняется своей громоздкости. Его всегда становилось немного жалко, даже при том, что туристы фотографируют «Чернильницу» не меньше, чем Колизей или Форум.
– Все. Поехали, – скомандовала Алиса, опознав машину отеля.
– А как же говорящая статуя? – Я огляделась в поисках обещанного монумента.
– Да и черт с ней, я тебе другую покажу. Венецианские львы, четвертая справа плита – роспись Пьетро да Кортоны, – пробормотала она, кивнув в окно.
– Что, прости?
– Я говорю, – она повысила голос, – еще одна «говорящая статуя», Марфорий, стоит в палаццо Нуово на Капитолии. Бабуин еще вроде жив на дель Бабуино, там вокруг антикварные магазины.
– А почему бабуин? – заинтересовалась я.
– Потому что страшный и смеется.
– А где эта дель Бабуина?
– Между Испанской лестницей и Народной площадью.
Прямо перед нашим автомобилем пронесся сумасшедший конный экипаж, набитый туристами. Ощущение, что за нами наблюдают, прошло, как только мы забрались в такси. Пока Алиса рассказывала что-то о жадной Олимпии, роще Парразио и перешедшей в католичество королеве Кристине, я смотрела на мелькающие за окном платаны и народ, спешащий по своим делам. Откуда-то пришла странная мысль, что только в Италии можно круглые сутки ходить в темных очках и не чувствовать себя при этом идиотом. Возможно, пляжи и морские огурцы действительно нас утомили, потому что Рим впервые казался огромной живой шахматной доской. В центре каждой «клетки» возвышался какой-нибудь древний монумент, вокруг него по спирали крутились маленькие фигурки людей и летали крохотные голуби. Границы между «клетками» были обозначены двумя линиями: на белых – серыми рядами зданий, на черных – белыми, вторая линия везде оставалось зеленой – из посаженных непрерывным рядком деревьев. Сейчас мы как раз перепрыгивали с белой «клетки» на черную.