Читать «Любовь Полищук. Безумство храброй» онлайн - страница 116

– Ну, заработает девушка немного, малость мне подкинет. А мы вам сейчас прическу подправим, набросим паричок и следов химиотерапии как не бывало. Ну тиснет девушка где-нибудь вашу фотографию, вы и не увидите.

Люба отчаянно замотала головой и дежурная, вздохнув, небрежно бросила девушке:

– Вылезай, Галка. Сегодня наш номер не пройдет. В следующий раз, когда будет в забытье, мы ее и щелкнем.

Девушка, не поднимаясь с колен, пятясь, выползла из палаты.

Я знал, что у нас в стране появилась организация папарацци, неизвестно как возникшая и кем руководимая. И столкнулся я с нею тоже неожиданно.

Позвонившая женщина представилась журналисткой из «Комсомольской правды» и попросила у меня интервью.

– Вы работали на эстраде?

– Работал автором-исполнителем. Двенадцать лет, – сказал я.

– С Хазановым и Задорновым были знакомы?

– Был и знал их.

– Прекрасно. Вы можете рассказать что-нибудь о них?

– Могу. Всякое. Но в основном хорошее.

– Спасибо, – заключила трубка.

В назначенное время в мою дверь позвонила женщина средних лет весьма неприятного вида – с грязноватым лицом и желтыми нечищеными зубами.

– Инесса Ланская, – представилась она, но удостоверение «Комсомолки» не показала, а я забыл попросить.

Я приготовился начать свой рассказ о встречах с Хазановым.

– Потом, – сказала она и стала задавать вопросы о совсем других эстрадниках, с которыми я не мог не работать.

На следующий день ко мне без звонка заявился фотокорреспондент Борис Кудрявов и тоже из «Комсомолки», небрежно отодвинул меня плечом от двери и проник в квартиру.

– А вам что нужно? – поинтересовался я.

– Ваши фотографии.

– Зачем? – удивился я.

– Для будущего, Варлен Львович, для будущего! – воскликнул он и бросился к стенду с моими книгами и фотографиями.

Через пару недель мне позвонила племянница и с ужасом в голосе сообщила, что в желтой газете появилось интервью со мной, где я в жутких красках описываю своих бывших собратьев по эстраде. В предисловии к интервью говорилось: «Со Стронгиным мы сразу договорились, что все сказанное остается на его совести».