Читать «Том 4. Фома Гордеев. Очерки, рассказы 1899-1900» онлайн - страница 86
Максим Горький
— жалобно пела Васса, закрыв глаза.
— уверенно и грозно обещала Саша, бросая в воздух крепкие, сильные звуки… И вдруг, изменив темп песни и повысив голос, она запела так же протяжно, как сестра, сладострастные угрозы:
Фома, облокотясь на стол, смотрел в лицо женщины, в черные полузакрытые глаза ее. Устремленные куда-то вдаль, они сверкали так злорадно, что от блеска их и бархатистый голос, изливавшийся из груди женщины, ему казался черным и блестящим, как ее глаза. Он вспоминал ее ласки и думал:
«И откуда она, такая? Даже боязно с ней…» Ухтищев, прижавшись к своей даме, с блаженным лицом слушал песню и весь сиял от удовольствия. Господин в бакенбардах и Званцев пили вино и тихо шептались о чем-то, наклонясь друг к другу. Рыжая женщина задумчиво рассматривала ладонь руки Ухтищева, держа ее в своих руках, а веселая девушка стала грустной, наклонила низко голову и слушала песню, не шевелясь, как очарованная. От костра шел мужик. Он ступал по доскам осторожно, становясь на носки сапог, руки его были заложены за спину, а широкое бородатое лицо всё преобразилось в улыбку удивления и наивной радости.
— тоскливо взывала Васса, покачивая головой. Сестра, еще выше вскинув голову, закончила песню:
Кончив петь, она гордо посмотрела вокруг и, опустившись рядом с Фомой, обняла его за шею сильной рукой.
— Что, хороша песня?..
— Славная! — сказал Фома, улыбаясь ей.
— Браво-о! Браво, Александра Савельевна! — кричал Ухтищев, а все остальные били в ладони. Но она не обращала на них внимания, и, властно обнимая Фому, говорила:
— Вот ты мне и подари что-нибудь за песню…
— Ладно, я подарю… — согласился Фома.
— Что?
— Ты скажи…
— Скажу в городе. И если подаришь, что я хочу, — о, как я тебя любить буду!
— За подарок-то? — спросил Фома, недоверчиво усмехаясь. — А ты бы просто…
Она спокойно взглянула на него и, секунду подумав, решительно сказала:
— Просто — рано… Я лгать не буду, прямо говорю — люблю за деньги, за подарки… Можно и так любить… да. Ты подожди, — я присмотрюсь к тебе и, может, полюблю бесплатно… А пока — не обессудь… мне, по моей жизни, много денег надо…
Фома слушал ее, улыбался и вздрагивал от близости ее тела. В уши ему лез какой-то надтреснутый и скучный голос Званцева:
— Я не могу понять красот этой прославленной русской песни… Что в ней? Волчий вой, голодное что-то, дикое… Э… это собачьи немощи. Нет веселья, нет шика… Вы послушайте, что и как поет француз! Или — итальянец…
— Позвольте, Иван Николаевич… — возмущенно кричал Ухтищев.
— Я должен с этим согласиться — русская песня однообразна и тускла… — прихлебывая вино, говорил человек с бакенбардами.